[indent] Он сидит совершенно один в пустом лекционном зале перед высокой черной доской и пытается сосредоточится на сложных формулах зажигательных смесей для бомб, которыми она исписана. На стене, обращенной к улице, тоже висят огромные бесконечные таблицы с формулами и правилами, маленькие окна расположены под самым потолком горизонтально, как в склепах; через них виден только кусочек неба, серого, как кремень, да безобразные морды гаргулий, изогнувших длинные шеи вниз, чтобы удобнее было изрыгать потоки дождевой воды на тех, кому не повезет под ними пройти. Все указывает на то, что погода скоро изменится (справедливости ради, в Кеттердаме она меняется по два раза на дню): небо темнеет на глазах, слышны отдаленные раскаты грома и даже в сухом и теплом воздухе зала ощущается особое напряжение, которое бывает перед сильной грозой. Или перед очередным зверским убийством.
[indent] За два месяца в Кеттердаме сходным по почерку и жестокости методом лишили жизни двух студентов. У обоих жертв отсутствовали носы, губы и уши, а их одежда была изорвана в клочья (Доминик подозревал, что она была не изодрана, а изрезана, но возможностей подтвердить свою теорию у него не было — искать правдивую информацию в газетных статьях было бессмысленно, а заявится в полицию и потребовать показать ему тела жертв он, разумеется, не мог). Все в университете только об этом и говорили. Студенты боялись покидать по вечерам общежития и оставаться в своих комнатах одни тоже боялись, чем некоторые, особо дерзкие даже умудрялись пользоваться, предлагая самым смазливым трусишкам свою компанию и защиту. Так что он особо не удивляется, когда выходит из лектория и слышит, как старый профессор медицины обсуждает с его наставником по оружейному делу детали тех убийств:
[indent] — Им не затыкали рты, — говорит Ван Гелст, но осекается, видя застывшего в дверях Доминика. Доминик делает вид, что ничего не слышал.
[indent] — Профессор, я закончил, — обращается он к наставнику и, получив очередную непомерную порцию задач для самообучения, уходит. Сейчас он не слишком переживает о том, как и когда будет готовить собственные снаряды, если он до сих пор не запомнил, в каких пропорциях необходимо смешивать фосфор, серу  и… что-то там еще, чтобы ненароком не подорвать себя же. Слова профессора Ван Гелста крутятся у него в голове, заставляя его собственные мысли кружится в танце. «Им не затыкали рты — они могли кричать — убийцу не заботили крики или радовали?» В глубине его мозга начинает формироваться идея, пока еще неоформленная, призрачная, как очертания дороги в густом тумане, но он знает, что найдет выход. Не зря же тетя Дарина зовет его маленьким лисом — у него есть нюх.
[indent] Он выходит из главного корпуса и, не взирая на промозглый ветер, решает идти к общежитию через набережную, чтобы быстрее добраться. Ему не терпится поговорить с Ильей.
[indent] В студенческой гостиной необычное оживление. Желтое пламя свечей, расставленных по комнате в хаотичном беспорядке, мешается с синим мутным сумраком и сизым горьковатым дымом — это шумная группа старшекурсников курит в углу какую-то траву. Они громко смеются и в целом ведут себя так, словно впереди выходные, а не унылые учебные будни. Доминик натыкается взглядом на знакомое лицо, подходит и спрашивает об Илье, в ответ знакомый, понятия не имеющий где Илья, предлагает ему затянуться. Неожиданно для себя Доминик принимает предложение и делает пару затяжек. Удивительно приятная штука. Ему кажется, что теперь он способен неделю обходиться без сна. Или в одиночку поймать сумасшедшего убийцу.
[indent] Его туманная идея обретает вдруг убийственную четкость.
[indent] Не задерживаясь на кухне, он поднимается по широкой лестнице и идет до конца длинного коридора, в конце которого находятся его с Ильей комнаты. Он толкает дверь и оказывается в спальне, как две капли воды похожей на его собственную. Та же односпальная кровать, те же книжные шкафы и сундуки для одежды. На одном —  внушительный навесной замок. Доминик знает, что в этом сундуке Илья хранит книги, связанные с Малой наукой гришей. Сам Илья за столом, со своего места Доминик видит только корешки книг с керчийскими и равкианскими названиями.
— Я собираюсь изловить убийцу студентов, — вместо приветствия объявляет он и тут же поясняет: — я вычислил радиус его охотничьих угодий. «Кажется». Этого, конечно, он вслух не произносит.
— Я пойду к «Красной лилии» — этот тот бордель, куда Науд ходил в ночь своей смерти. Не перебивай. Я пойду к «Красной лилии», притворюсь обычным студентом, он на меня клюнет. А ты меня прикроешь. Я на это надеюсь.
[indent] Он уходит, лишая Илью возможности что-либо ответить или возразить, но вместо того, чтобы направиться в свою комнату, спускается на этаж ниже и просит однокурсника одолжить ему свой костюм. Переодевается прямо там, за ширмой, и выходит из-за нее другим человеком: не молодым царевичем, наследным принцем Равки, но обычным восемнадцатилетним студентом — и эта новая ипостась, свободная от ограничений и долга, нравится ему куда больше предыдущей.
[indent] Он критично осматривает собственное отражение — пиджак узок в плечах, брюки коротковаты — и остается доволен увиденным. Этот образ отличается от всех наигранно-небрежных, которые он примерял ранее. Он больше не выглядит идеальным принцем из сказки, и это именно то, что ему сейчас нужно.
[indent] Он благодарит Яна, обещая, что вернет его костюм в целости, и, взлохматив напоследок свою густую шевелюру, выходит спальню. Перед уходом он бросает последний нечаянным взгляд в зеркало и его пугает смертельная сосредоточенность, застывшая на лице зеркального двойника. И чего только он так хмурится? Он ведь не собирается сегодня умирать.
[indent] Не успевает он выйти из здания, начинается ливень. Приходится вернуться к Яну и одолжить еще и плащ-накидку. Мысль о том, что в дождевике Илья может его не узнать, в светлую голову Доминика отчего-то не приходит.
[indent] Он хочет поймать экипаж, но карманах пиджака Яна не находится ни одного крюге. Винить остается разве что собственную непредусмотрительность — мог бы и раньше об этом подумать. Остается только идти пешком.
[indent] Холод и бьющий в лицо дождь хорошо прочищают мозги так хорошо, что дойдя до Обруча Доминик наконец задается вопросом, для чего он все это делает? Вряд ли отец ждал от него этого, когда позволил поехать в Кеттердам. Наверняка он ждал, что Доминик будет усердно учиться или, что более вероятно, усердно покорять дам. Доминик пытается вспомнить, он когда он в последний раз пытался кого-либо покорить. Это было больше двух месяцев назад, в первый месяц их с Ильей пребывания в Кеттердаме. Их общий однокурсник тогда предложил им посетить выступление известной в узких кругах театральной труппы, как раз в Западном Обруче. Актеры играли прямо на улице и делали это ужасно, а после выступления зрители и актеры вместе отправились в кабак. Что было потом Доминик помнил смутно — он тогда сильно изрядно набрался, крепкий алкоголь заслонил собой все воспоминания о той ночи, и хорошие, и плохие. Илья утверждал, что он флиртовал со всеми подряд, возможно, и переспал с кем-то, но Доминик не был уверен, что на слова друга можно полагаться, учитывая, что перед этим они хорошенько поссорились. В последние же месяцы его личный фронт был удручающе пуст. Прямо как эта улица, на которой располагается «Красная лилия» — не самый дорогой и респектабельный бордель в Обручах.
[indent] В окнах особняка горит свет, но все они плотно зашторены. Доминик оглядывается: улица темна и пустынна. Дождь стих, но, судя по тому, что он слышал, квартал красных фонарей, к которому относились Обручи, славился тем, что даже преступники боялись ходить по некоторым его улицам ночью вне зависимости от погоды. Доминика настигает неприятное прозрение: он не сказал о том, куда отправился, никому кроме Ильи, и он действительно рискует погибнуть. Сознание опасности бодрит не хуже цветков юрды или здорового сна. Он чувствует неприятное покалывание в конечностях, словно каждая секунда ожидания вонзается в кожу острой иголкой. И тут он слышит за спиной торопливые шаги. Он вслушивался в ночь — до трясучки, до слабости в ногах. Оборачиваться нельзя, пока нельзя — так можно спугнуть преступника.
[indent] Шаги уже совсем близко. Доминик оборачивается вовремя, чтобы заметить светлое лицо своего будущего убийцы, который подносит к его лицу тряпку. Доминик узнает приторный запах трихлорметана, ловит руку молодого мужчины, почти его ровесника, и на всякий случай задерживает дыхание. Самое время Илье появиться.
[indent] Его противник — молодой белобрысый амбал, сильный, но неуклюжий. Доминик может его победить. Может. Мог бы… но мелкая квадратная плитка, которой вымощена улица, усыпана опавшими листьями — влажными, скользкими, коварными листьями.
[indent] Он поскальзывается и летит вниз, от удара у него на мгновение темнеет в глазах, а в следующее мгновение он ощущает на себе тяжесть чужого тела. Убийца наваливается на него сверху и прижимает свой пропитанный отравой платок к его лицу. [nick]Dominik Lantsov[/nick][status]внутренний конфликт[/status][icon]http://forumstatic.ru/files/001b/0e/e8/28585.png[/icon][fandom]grishaverse[/fandom][char]Доминик Ланцов[/char][lz]знание – сила, слова красивые, но я часто чувствую бессилие, понимая то, чего знать, не хочется. бесконечное одиночество[/lz]

Отредактировано Alina Starkov (2021-04-15 19:08:58)