Все города, моря и страны
Пепел укроет мягко, будто снег.
Где ты прошел бесшумно — рано,
Все твои раны видимы мне во сне.
Немного нервно — Ритуал

[indent]Несколько недель ей снился странный сон. Кто-то вроде её сестры — кто-то вроде Парвати, суеверной и пытливой, мог бы серьёзно придать этому значение, но Парвати навсегда осталась под сенью разрушенных арочных сводов Хогвартса, а Падма была больна — и ей было до страшного всё равно. В этом сне, тёмном, как самые укромные углы подземелий под Чёрным озером, а ещё сырым, она входила в мрак одной из комнат, ныряла, словно в море, но ничего не видела, лишь слышала запах — тяжёлый цветочный запах, удушающий и тошнотворно-сладкий, — пока слабый свет осенннего солнца не ложился на пол узкой, тонкой полосой, высвечивая крепкую, под балдахином, кровать чёрного дерева. Белая газовая вуаль окружала её, как туман, преломляла и без того слабые солнечные лучи, кладя на покрывало неверные тени. Падма каждый раз щурилась, силясь разглядеть, что было за ней, и, увидев однажды, могла представить и вновь. Женщина, с локонами тусклого, как лежавшие в маминой спальне украшения, золота, устилавшими плечи и грудь, тяжело ссыпавшимися на одеяла и простыни, будто спала — но дыхание у неё было слишком сбивчивое и прерывистое для просто спящей. И цветы — вот, откуда был запах! — цветы усыпали тщательно взбитые кем-то подушки, вплетались в волосы, в лиф ночной рубашки, спускались лозами по подолу — укрывали, точно покрывалом, ноги, слетали на пол, обвивая ножки, и скручивали поддерживающие полог столбы. Падма хотела было приблизиться — она знала, как дышит смерть (как она пахнет) — но не могла сделать и шагу, будто сбитая с ног этим запахом.
[indent]А потом приходил он — тот, кого она звала Призраком.
[indent]Забранный в серое, некрасиво, страшно горбившийся, он легко раздвигал занавеси и присаживался на самый край постели, боялся задеть и полами пальто, — но кого там было тревожить, ведь она была мертва, мертва!, — равно сминая свежераспустившиеся бутоны, и брал женщину за руку, мягко вдавливая пальцы в узелки мертвенно-голубых вен на запястье.
[indent]И спящая открывала затянутые паволокой, заваленные сонными синими льдами глаза — и у Падмы внутри, у самого сердца, как бы проходило что-то острое, а потом — обрывалось и падало.
[indent]Так, что она судорожно вздрагивала всем телом, просыпаясь.
[indent]Падма вскочила, хватаясь за узкие деревянные подлокотники — и жутко, мокро закашляла. Несколько тонких одеял, что ей едва удалось трансфигурировать — магия не слушалась, будто противилась, — тёмно-вишнёвый мамин платок, которым она повязывала сегодня волосы, лежавшая на коленях книга (справочник по зельям Гектора Дагорта — потому она и задремала), волшебная палочка — всё полетело на пол. Аттикус, лежавший на пороге — охранявший её — и тоже дремавший, разморённый жаром маленького, мигающего раскалёнными до красна углями камина и парами кипящих зелий, что делали воздух горячим и густым, одним прыжком оказался рядом и зашёлся в беспокойном лае. Падма протянула к дирхаунду худую, запечатанную до самых костяшек руку — она надела свитер, что отец оставил в Абердине, навещая её однажды летом, прямо поверх блузы — её ужасно знобило, — пока сама пыталась успокоить разбережённое кашлем горло, прижимая к тому свободную ладонь — и растирая, скручивая кожу под выступом гортани.
[indent]Аттикус коротко заскулил.
[indent]— Всё хорошо, всё хорошо, — прохрипела она и, как бы в подтверждение своих слов, потрепала пса по голове, прежде чем грузно подняться, опираясь, на что придётся. Она собрала с пола вещи, потянула по рукам свитер, путаясь в проймах из-за крупной вязки, и, накинув на мокрые, облепленные тканью блузы плечи платок, вернулась к работе.
[indent]Она специально предложила мистеру Малпепперу остаться сегодня позже положенного — и разобраться с прибывшим в конце смены товаром: завтра был День Святого Валентина, и прятаться среди людей — бродить средь маггловских толп, чувствовать, как они обтекают её с двух сторон, точно течение неудержимой горной реки, и прячут, — как она обыкновенно делала, становилось не просто невыносимым — невозможным.
[indent]Их было слишком, слишком много — и все они спешили к тем, кого любили.
[indent]Падме не к кому было спешить — и не к кому возвращаться по вечерам: её близкие были или мертвы, или скрывались на континенте, и…
[indent]Она вновь зашлась в надрывном уродливом кашле — и подставила предплечье, скрадывая его, пока палочкой в свободной руке помешивала экспериментальный образец бодроперцового зелья — Падма из чистого упорства, почти гриффиндорского упрямства трудилась над устранением побочного эффекта. Косую Аллею заваливало снегом: из-за грядущего праздника, кажется, забыли обновить обыкновенно прошивающие тротуар заклинания. Белые крыши обводили по краю чёрные пояски черепиц, и над каждой тяжёлым облаком висели клочья серого дыма; давно стемнело — и его уже было не отличить от вечернего, сыплющего мелким блестящим крошевом, лондонского неба — она заметила это, едва одним коротким движением спустила плотные римские шторы — время было позднее, а мир снаружи — тёмен и неспокоен. Кто-то мог знать, что она работает здесь и состоит в оппозиции, — и кто-то знал.
[indent]Колокольчик звякнул дважды — открылась и закрылась дверь — с силой грохнула о косяк, и в пустой промёрзшей аптеке звон разнёсся во все углы; с улицы в натопленную комнату потянуло по полу холодным ночным ветром, и Падма беспокойно переступила с ноги на ногу, крепче сжимая древко палочки. Аттикус поднял дымчато-серую голову, рванулся было из задней комнаты, но она оказалась быстрее — и удержала его за ошейник: никто не должен был видеть его, ведь, после всего, это была аптека, и Падма, верно, нарушила пару-тройку правил, но ей было малодушно плевать.
[indent]Она нервно оправила складки длинной юбки, плотнее укуталась в материн палантин и вышла в главное помещение из тумана зелий и гриффиндорского пламени.
[indent]Он стоял у входа, едва ли притворив за собою дверь — та неверно ходила под порывами ветра, поднявшегося ещё с утра, когда Падма аппарировала на Чаринг-Кросс-роуд, — и она прищурилась, силясь разглядеть фигуру незнакомца в тёмном сумраке комнаты. Он был высок и широк в плечах — на тех лежали серебристые эполеты снега. Волосы его блеснули уже знакомым тусклым золотом, когда он вступил в бледное озеро фонарного света с улицы — и тот резко высветил его всего, а глаза… глаза у него были внимательные, обжигающие, умоляющие — и было что-то неизмеримо страшное в том, как он поднял на неё взгляд.
[indent]Призрак.
[indent]— Вы… — Падма захлебнулась морозным воздухом, двинулась назад, путаясь в юбке, — но её остановило ребро аптечной стойки: оно врезалось ей в поясницу, больно ударило по позвонкам, — и она подавила судорожный всхлип — прикусила губу. Ей нельзя было показывать страха, что в мгновение сжал её внутренности, — не перед ним.
[indent]— Мы закрыты, — сказала Падма с тщательно скрадываемым испугом в голосе и, выдержав вежливую драматическую паузу, добавила: — Мистер Пизгуд. Чем обязана поздним визитом?
[indent]По тому, как дёрнулся узкий, сжатый в бескровную линию рот, можно было подумать, что он бросится вперёд, слепо, неудержимо, яро, даже в его неприкрыто усталых глазах на секунду прошло что-то дерзкое — но ничего и близко подобно этому не произошло.
[indent]Он просто стоял, и Падме мелькнуло самое страшное: он нёс с собой этот запах — сладкий запах смерти из её снов.

[sign]I want him but we're not right. [indent]  [indent] [/sign][nick]Padma Patil[/nick][status]mirror, mirror on the wall[/status][icon]https://i.imgur.com/W567Xp6.gif[/icon][lz]I should go now quietly for my bones have found a place to lie down and sleep where all my layers can become reeds, all my limbs can become trees, what a mess I leave... to follow[/lz][fandom]the wizarding world[/fandom][char]падма патил, 19[/char]

Отредактировано Apollo (2021-07-22 15:14:15)

[indent]— Я закрою дверь, если позволите, — ещё немного — и что-то в его голосе можно было бы принять за подначку, за бледную копию смеха, но Падма дорого дала бы, допусти она об этом одну только мысль.
[indent]После всего, это был Арнольд Пизгуд: она слышала о нём от отца — жёсткий — жестокий, методичный и последовательный, но сохранявший убийственный нейтралитет в отношении творившегося в волшебном мире, он, в своё время, руководил подавлением гоблинских мятежей и, кажется, это была одна из тех битв, с которых уже никогда не возвращались. Однажды весной, ещё на шестом курсе, она встретила его сама — в министерских коридорах, мельком, столкнулась, отнесённая к нему волной выходящих из лифта людей, оказавшись в его руках, внезапно схвативших — и удержавших её, — и не посмела поднять глаза, поняв, кто перед ней, так бы и стояла, но, когда всё-таки подняла…
[indent]Коридор был пуст.
[indent]Может, поэтому он после стал везде: тяжело опирался на стойку в хогсмидских «Трёх мётлах» и встречал Падму этим недобрым колючим взглядом, едва ей стоило отойти от встревоженных подруг, сгрудившихся у одного стола (они подливали в сливочное пиво огневиски, и их руки ходили дрожью); казался в Лондоне, когда она приезжала на рождественские каникулы: они семьёй — тогда ещё семьёй — шли ужинать в маггловский ресторан, перенасыщенный хрусталём и позолотой, — и он смотрел на неё из переулков — так, что тонкое, не по погоде, платье, неприятно липло к мокрому телу — ей было жарко и страшно; и ходил за ней по улицам летом, в Абердине, Серебряном городе в золотых песках, — после всего.

[indent]Падме хотелось верить, что огонь, через который ушла Парвати, был алым, как её любимое сари — как гриффиндорские знамёна — он ей так шёл — но она никогда этого не узнает.
[indent]Как не узнала об Арнольде Пизгуде Парвати — Падма ничего ей не сказала, скованная не испугом, нет, — сестра бы не стала лениво наклонять голову, увенчанную венцом сложно уложенных кос, и растягивать губы в игривой улыбке — Падму, её умницу Падму, преследовал образ однажды встреченного мужчины, что поймал её у дверей лифта! — а остановленная внезапным сознанием первого своего секрета, не разделённого с близнецом, что была с ней с материнской утробы.
[indent]Но этим летом всё изменилось — стало ярче, острее — и это были едва ли видения, или наведённые кем-то мороки — она правда видела его. Призрак, как она его назвала, пусть и знала имя (пусть и Гермиона Грейнджер на собраниях «Армии Дамблдора» не уставала повторять, что страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит, — Падма не могла поделать ничего), был с ней неустанно — показывался наяву и преследовал во снах. Она часами сидела на крыльце, вцепившись в тёплый бок Аттикуса — больно прихватывая длинную мягкую шерсть, и, держа наготове палочку, беспокойно вслушивалась в шелест волн и до рези в уставших глазах — она читала при свете свеч — в доме, что снимала Падма, были проблемы с электричеством, но она была слишком измучена бесконечными тревожными грёзами, почти изуродована собственным горем, чтобы заниматься ещё и им, — вглядывалась в прибрежную тьму, вне всякого сомнения, скрывавшую его.
[indent]Та же вязкая тьма стала ему щитом, едва он резко затворил за собою дверь — и это движение грохнуло громом, заставив Падму нервически дёрнуться всем телом; табличка «закрыто», оставленная на двери, — она не запирала аптеку, как всегда делал мистер Малпеппер, уходя, ведь она была ещё здесь, — до того громко хлопавшая, подцепленная ветром, остановилась — и мёртвая тишина встала между ними стеной.
[indent]Блеклый сизый свет люмоса, умирающей звездой застывший на кончике чужой палочки (она почти схватилась за свою, когда он потянулся к внутреннему карману пальто) — её отражения запрыгали по склянкам и банкам на полках, зажгли позолоченные уголки старых ценных книг, — вмиг собрал вокруг Арнольда Пизгуда мглу — тени распустились, словно ночные цветы, забирая его в чёрное, оставили провалы под глазами и синеву щетины на щеках. Она шагнула к выключателю — ступила в лужу плавкого, топкого серебра, залившего дощатый пол, — будто забыла, что была волшебницей, но задержалась на мгновение, позволяя себе тайно разглядеть его в полутьме ещё раз: каменный профиль с героических барельефов, обмётанный серо-синим — из-за холода?.. — рот, по-прежнему сжатый так крепко, что это пугало, и широкое, монолитное, как кусок базальтовой скалы, пальто, в котором он выглядел обескураживающе зловеще (и правда походил на призрака — совсем немного), — так, что она разом поверила во все истории о нём, что когда-либо слышала.
[indent]Дело, о котором он говорил… пришёл ли он убить её?
[indent]Этот сладковато-кисловатый тошнотворный привкус — отзвук запаха, что он носил на себе, — внезапно оказался на её языке, когда Падма щёлкнула кнопкой, и свет заполнил помещение от пола до потолка. Арнольд Пизгуд решительным шагом пересёк комнату из края в края — и теперь стал очень близко: их разделяла лишь аптечная стойка — и это казалось и бездной, и ничего не стоящим преодолеть расстоянием одновременно, ведь то, как он возвышался над нею, подобно Голиафу... Мерлин Великий, какой же он был высокий! Падма решительно, почти дерзко вскинула подбородок и прищурилась, с вызовом глянула в лицо, старательно избегая глаз, попыталась сглот­нуть плот­ный склиз­кий ком, но тот толь­ко ши­рился в гор­ле по мере того, как он говорил, небрежно оперевшись на стойку — точно так, как она и помнила, как и видела — видела ли? — в Хогсмиде.
[indent]Мысль о возможной собственной смерти внезапно показалась выносимее прочих.
[indent]У него не было этого голоса — выскобленного, полного огня совершенного голоса, по сравнению с которым всё остальное, совершенно всё, казалось неправильным, — но было другое: усталость без меры, без края, и такая сила — такая искренность, искусно сокрытая в наборе излишне вежливых, слишком английских фраз, — тотально лишавшая воли, что Падма не сразу нашлась, что ответить — и не ответила.
[indent] — Я… секунду, — где-то в глубоких карманах юбки ожил секундомер — нужно было снять с огня кровевосстанавливающее зелье, которое кончилось у них на днях, и Падма запустила руку в складки ткани, исчезая в задней комнате, откуда тотчас пахнуло жаром и травами. Аттикус ожил — кинулся под ноги, но она шикнула на него, взметнула юбками, — больше растерянно, чем зло, отмахнулась, успокаивая, и быстро перекрутила волосы в жгут, что тотчас оплёл мокрую шею, — они могли помешать, пока она снимала с полотенцем котелок — какая из неё была теперь волшебница?
[indent]Арнольд Пизгуд, верно, методично измерял порог, не решаясь войти, — ждал её, иначе как ещё можно было объяснить, что Падма врезалась в него — опять, как тогда, в Министерстве, почти два года назад, — едва ли не разлив дымящееся зелье на них обоих. Его сильные пальцы впаялись в её предплечье — незакрытые палантином руки обожгло холодом даже сквозь блузу, продрало до самого позвоночного столба, — а потом он плавно развернул её — так, что они поменялись местами, и отпустил — резче, чем следовало, будто боялся.
[indent]«Или резче, чем ты ожидала, сестра?» — музыкально рассмеялась стоящая у порога Парвати, держа рвущегося из хватки Аттикуса за загривок и играя глазами, в которых так ярко, ложными звёздами, отражался свет. Падма упрямо мотнула головой — её здесь не было, её не могло здесь быть — она сама видела её тело — опутанное нитями магии, усыпанное цветками лотоса и сухими зёрнами риса, оно лежало в одной из дальних комнат дома семь с половиной дней, и у Падмы было достаточно времени, чтобы его изучить, — и грохнула котелком о стойку, собираясь с мыслями: она убежала от разговора, но не от него, не от Арнольда Пизгуда, — ему всё ещё нужно было что-то сказать. Предплечья, кажется, до сих горели там, где он коснулся её, и она подавила желание коснуться тоже, поверх — стереть — или запомнить? — это ощущение чужой физической силы, но...
[indent]— Прошу прощения, мистер Пизгуд, к сожалению, я ничем не могу вам помочь, — начала она, помешивая палочкой зелье — три раза по часовой, пять раз — против, три раза по часовой, пять… — я всего лишь фармацевт, не колдомедик. Возможно, вам стоит обратиться в больницу Св… —
[indent]Он вновь вдруг встал невыносимо, страшно близко — накрыл её своей тенью, и Падма нахмурилась, стараясь скрыть в очередной раз подступивший испуг и, неожиданно, смущение, — ведь он посмотрел: жадно, отчаянно, с одержимой нежностью, которая, как луч, прошила навылет хуже Запрещённого заклятия, — он, Арнольд Пизгуд, опасный, безжалостный, раненый.
[indent]Как я.
[indent]И этот запах…
[indent]— Вы умираете, мистер Пизгуд? — спросила она громким шёпотом — так, что у неё за рёбрами что-то дёрнулось. Это бы многое могло объяснить, но, на самом деле, она обманывала себя — это не могло объяснить ничего: ни его людей, что следовали за ней в толпе безликой тенью, ни его самого, наблюдающего из тьмы, ни тем более того, как он смотрел на неё — будто она была этой болью, текущей под кожей, словно кровь, — вмес­то кро­ви те­кущая.

[sign]I want him but we're not right. [indent]  [indent] [/sign][nick]Padma Patil[/nick][status]mirror, mirror on the wall[/status][icon]https://i.imgur.com/W567Xp6.gif[/icon][lz]I should go now quietly for my bones have found a place to lie down and sleep where all my layers can become reeds, all my limbs can become trees, what a mess I leave... to follow[/lz][fandom]the wizarding world[/fandom][char]падма патил, 19[/char]

Отредактировано Apollo (2021-07-08 16:18:41)

[indent]На её вопрос он не ответил, лишь улыбнулся — и в том, как дрогнули его губы, Падма разглядела то слабое и внушающее ужас движение, которым умирающие словно ищут натянуть на себя саван. Она подавила порыв шагнуть назад — в страхе врезаться в полки всем телом, когда он протянул к ней руки — и подставил её взгляду чаши ладоней, будто готовился зачерпнуть амриты прямо из котелка, что стоял перед ней.
[indent]Мерлин Великий, пусть это будет уловкой, а если уловкой, то безобидной: она не хотела больше смертей.
[indent]В голосе Арнольда Пизгуда, едва он заговорил вновь, вдруг послышалась милая молодая робость человека, который беспрестанно боится, что не так выходит каждое его слово, и она с удивлением заглянула ему в лицо — и почти улыбнулась, но тотчас одёрнула себя: надо было помнить, кто была она, и, что важнее, кто был он. Они стояли по разные стороны этой ужасной, нарочито скрытой тихой войны, что грозила разразиться в Британии в любой момент, и погрести под собою самые основы их магического мира, и всё же...
[indent]Он пришёл к ней, а её учили помогать просящих о том, и потому Падма сжала губы в упрямую линию: ладно. Ладно.
[indent]Она быстро отёрла о юбки мокрые руки и неверным движением отвела назад упавшие передние пряди, прежде чем пальцами — самыми их кончиками — коснуться его протянутых ладоней: большие и грубые на вид, на ощупь они были сухими, горячими — слишком, анормально горячими, так, что Падма, прикрывая глаза, нахмурилась, водя по линиям жизни и токам крови под кожей. Что-то было не так, что-то жило там, внутри — и рвалось наружу, и Падме тотчас вспомнились её кошмары — другие: как она просыпалась — всё ещё во сне, — распарывая и без того горевшие лёгкие воздухом, вскакивала, дрожа, проводила рукой по мокрому лицу и подносила к нему ту же ладонь, близко-близко, точно сомневаясь в явленной реальности. Тонкая чёрная плёнка, но плотная, жёсткая, покрывала кожу, словно кора, испещрённая трещинами, что шли вверх, раскрывая линии на ладонях и пуская кровь, — пути, которыми выходили наги.
[indent]Падма резко уронила его руки и согнулась в очередном приступе кашля: она видела свою постель, полную змей, — те скользили в смятых, кислых от пота простынях — и она заскользила тоже, стараясь сбросить их на пол, засучила руками, ногами, быстро, яростно, заревела, больно прикладываясь позвоночником о деревянную спинку кровати,  и... сорвалась, просыпаясь вновь.
[indent]— Пальто, — прохрипела Падма — голос предсказуемо изменил ей, и она предупреждающе вскинула ладонь, пока прочищала горло, прежде чем сказать: — Боюсь, вам нужно будет снять пальто, если вы хотите, чтобы я осмотрела вас.
[indent]Арнольд Пизгуд не изменился в лице, услышав её тщательно замаскированный под просьбу бесстрастный, почти колдомедический приказ, и послушно потянул по рукам вниз своё нелепое тёмное пальто, огромное и тяжелое, когда она вдруг остановила его, вновь коснувшись рук: за окнами, скрытыми плотными прямоугольниками римских штор, кто-то стоял, верно, смущённый контурами тёплого жёлтого света, очерчивающими казалось бы закрытую в поздний час аптеку. Она схватила палочку и медленно двинулась к двери, подбирая на ходу слои юбок, но фигуры скрылись из виду прежде, чем она прошла и половину пути, — и Падма выдохнула, вдруг испугавшись, как судорожно, оказывается, дрожали руки, сжала их в кулаки, на секунду демонстрируя Арнольду побелевшие костяшки, и быстро сказала:
[indent]— Сюда.
[indent]Она забрала чужое пальто не глядя, оставив его на стойке, и открыла отделявшие заднюю комнату аптеки завеси, пропуская вперёд Арнольда Пизгуда и бросая «Нокс» за плечо: за порогом всё ещё кто-то был — за порогом всё ещё была война, а она будто бы не хотела в это верить.
[indent]Лицо обдало хорошо знакомым, привычным теплом — но не жаром: она выкрутила одну из горелок на минимум, когда заглядывала сюда в последний раз, и потому помещение обогревал лишь камин, у которого беспокойно дремал Аттикус, улёгшись на длинные лапы. Падма единым движением убрала с низкого старого диваны пледы и ещё влажный от пота свитер, в котором спала сама не так давно, и обернулась к Арнольду: тот стоял посреди комнаты, явно не зная, что ему следует делать дальше — его выдавали горькие складки у носа и губ, но взгляд его непроницаемых острых глаз был сфокусирован, словно навершие волшебной палочки. Он следил за ней, как и множество раз до этого, — и она вздрогнула.
[indent]Что же за глаза у него такие — на погибель души.
[indent]— На диван, — Падма откашлялась, прижимая ко рту тыльную сторону узкой длинной ладони. — И пиджак — тоже.
[indent]Чужое лицо напротив было таким спокойным, без малейшего выражения, что это оскорбило бы её, будь она кем-то вроде златокудрой красавицы Лаванды Браун, но Арнольд послушался её так беспрекословно, что ей стало страшно, — лишь беззащитно дёрнулся кадык на белом горле. Он сбросил с плеч тёмный пиджак, под которым была грязно-серого цвета рубашка, удивительно не шедшая его светло-синим, с прожилками серебра, глазам, и Падма села прямо на пол, в ворох собственных юбок, дотрагиваясь до его широких запястий, скрытых плотно прилегающими манжетами. Она быстро, почти профессионально (она вдруг вспомнила тот бесконечно долгий день, когда она монотонно бродила по развалинам Большого Зала и накладывала простейшие заживляющие чары на чужие раны, чувствуя себя инферналом — застывшей, бессмертной, убежденной, что никто не сможет даже представить, каково ей было, когда она увидела тело Парвати) подцепила совсем простые запонки, спаивающие вместе ткань, и, собирая рукава некрасивыми складками, подняла их до локтей. Руки Арнольда были развёрнуты к ней, как и в аптеке до этого, и она вновь изучала линии чужих вен кончиками пальцев, но теперь, в этом тёплом огненном свете задней комнаты, больше похожей на декорацию к провинциальному спектаклю — с этими палантинами, котлами, каминами и собаками, — она с удивлением отметила, как завораживающе — и странно — контрастировала их кожа: её смуглые ладони и его нездорово-белые предплечья, перевитые тугими мышцами и твёрдыми тёмно-зелёными венами, — и Падма тотчас одёрнула себя: о чём она думала?..
[indent]Что-то, верно, выдало её — усмешка уродливым шрамом проползла через безупречное лицо Арнольда Пизгуда, искривилась, изогнулась и — исчезла столь же быстро, как появилась, стоило Падме поднять к нему тёмную голову. Он был красив — и проклят, теперь в этом не приходилось сомневаться, и было ли в мире ещё что-то более тривиальнее этого?
[indent]Она легко поднялась и нервно заходила по комнате, хотела было заговорить и нарушить, тем самым, эту текучую, вязкую тишину, но не смогла — обнаружила в себе с трудом контролируемую злость, в которую вдруг перекинулся её бывший страх перед ним: как он мог приходить к ней и просить о чём-то? Падма, несмотря на профессию матери, никогда не представляла, что будет заниматься подобными вещами, и, возможно, только возможно, она могла бы стать колдомедиком — помогать людям, как помогала даже теперь, просто занимаясь изготовлением зелий, но…
[indent]Но смерть Парвати изменила всё: как она могла быть кем-то без своей старшей сестры, когда исчез тот, кем она была всегда?
[indent]Близнецом — половинкой, образующей с другой половинкой одно целое.
[indent]Она утёрла подступившие внезапно слёзы ребром ладони и отвернулась к огню, щуря на языки пламени уставшие, вспухшие от простуды глаза.
[indent]— Проклятие, очевидно, проникло в вашу кровь — только так я могу объяснить состояние ваших вен. Я не знаю, сколько времени у него займёт путь к вашему сердцу, и…
[indent]Что будет, когда оно перестанет качать кровь, как нужно.
[indent]Падму словно окатили ледяной водой — она тотчас плотнее завернулась в палантин, туго натягивая его края — так, что они врезались в плечи: он многое совершил, и, возможно, только возможно, заслуживал наказания — но не заслуживал этой ужасной не-жизни, Мерлин и Моргана!, никто, никто не заслуживал.
[indent]— Я не могу оказать вам квалифицированной колдомедицинской помощи, мистер Пизгуд. Я не ношу лимонной мантии — я всего лишь помогаю с зельями в аптеке, и…
[indent]Он стоял рядом, когда она развернулась, — и о чём она только думала, идя в оппозицию — идя на войну, если не могла расслышать за треском поленьев звуки чужих шагов, — будто не имел никакого представления о границах личного пространства — или о личном пространстве вообще. Это не должно было её удивлять: в конце концов, он следил за ней — теперь она могла говорить об этом с полной уверенностью, но она всё равно удивилась, бросая на него из-под ресниц осторожный взгляд. Или просто не хотела признавать, что, возможно, в этот самый момент сходила с ума (горе придавило её, несмотря на её сопротивление), иначе почему ещё она с таким вниманием отметила непривычную, тошнотворную небрежность закатанных рукавов чужой рубашки, но наглухо запаянный пуговицами ворот — то, что заставляло его держать щит, ещё не было сметено и уничтожено волной осознания возможной собственной близкой смерти.

[sign]I want him but we're not right. [indent]  [indent] [/sign][nick]Padma Patil[/nick][status]mirror, mirror on the wall[/status][icon]https://i.imgur.com/W567Xp6.gif[/icon][lz]I should go now quietly for my bones have found a place to lie down and sleep where all my layers can become reeds, all my limbs can become trees, what a mess I leave... to follow[/lz][fandom]the wizarding world[/fandom][char]падма патил, 19[/char]

Отредактировано Apollo (2021-03-02 23:34:34)