[indent] ЛЯЖЕМ, ЛЯЖЕМ В СТОРОНЕ

сначала приходит мысль, и антон яростно скребет мочалкой, пока старые ссадины не начинают снова кровоточить. мысль утекает вместе с розовой водой в канализацию.

потом мысль приходит снова, и антона тошнит, и он долго и мучительно блюет в бетонную шестиугольную клумбу, в самые бархатцы. он замечает многое: что клумба - шестиугольник в сечении, что у клумбы края - выщербленные сотнями открытых об нее бутылок с пивом, что мимо проходят две бабки, и одна плюет ему под ноги проклятие (антон едва уворачивается). антон, шатаясь, уходит от клумбы, и мысль булькает, оставленная, в жиже его рвоты прямо посреди бархатцев.

потом мысль снова приходит. и тогда она уже остается. липнет к нему, как бактерицидный пластырь, как шлюха на тверской, как обидное прозвище в школе - так просто не отдерешь.

мысль не оставляет его теперь. она спит с ним в одной постели, она крепко держит его за лодыжки, когда он пытается пробраться сквозь толчею в метро на юго-западной. она подмигивает ему с пассажирского сиденья таксистского рено-логан. антон пробовал от нее избавиться. учил стихи и по памяти читал пушкина, маяковского, некрасова. больше спал. меньше ел. отжимался. начал смотреть "время покажет". бросил курить (но только на один день). но мысль была там, рядом, никуда не уходила, и только, казалось, подступала все ближе и ближе, антон чувствовал ее, ее теплые пальцы, жадно приоткрытые губы, горячий мокрый язык.

- знаешь, антон. мысли наши куда вернее наших действий. сказать, сделать можно что угодно. а вот мысли твои - они твои, их не подделаешь, - гесер прицелился в антона из карандаша и выстрелил, сопроводив движение шутливым "пуф". и улыбнулся, как будто что-то знал. потом долго размешивал сахар в граненом стакане, громыхая мельхиоровой ложечкой по стенкам, и пил, шумно прихлебывая - и все ухмылялся, глядя на антона из-под густых бровей.

ГНИТЬ - ТАК РЯДОМ НА СПИНЕ
будто мы с тобой умираем в самый последний - в самый первый - в самый последний - самый первый - раз

он разучился отличать боль от не-боли. инстинкт самосохранения проиграл в русскую рулетку. самого себя потерял где-то по дороге между своим домом и пятерочкой:

дрожащие пальцы упорно соскальзывают с колесика зажигалки.
ворон кружит над самой головой, каркает, каркает, каркает.
антон хохочет ему, рычит мне рано еще подыхать.
светлая появляется из ниоткуда, и антон гордо демонстрирует ей свое удостоверение, а следом - клыки.
(он чувствует себя почти неуязвимым, пока реальность не дает ему поддых и нечеловеческий голод не скручивает ему желудок)

в пятерочке он покупает бутылку водки и упаковку куриных сердечек. пока стоит на кассе, чует, что у девушки, что стоит перед ним в очереди, месячные. он идет за ней. приводит в свою квартиру. укладывает на кровати, раздевает, опускается между бледных разведенных ног и прогрызает себе путь от вагины к горлу.

но потом он открывает глаза, и мираж исчезает. он расплачивается, идет в одиночестве домой, и всю ночь потом стоит над раковиной и с жадностью обсасывает куриные желудочки. кровь на вкус ржавая, старая и холодная. все равно, что облизнуть качели в январе.
[indent] СКОРО БУДЕМ НА-РАВ-НЕ

- ближе иди, - хрипит антон. от кости остается полупрозрачная маячащая в уголке глаза тень. раньше костю просить не надо было, подходил сам, ластился, как жадный до внимания щенок. теперь приглашения ждет. антон ведет тыльной стороной ладони по рту, проверяет - в отсвете ржавых уличных фонарей кажется, что рот кровоточит. он упирается ладонями в подоконник. под руками чувствует острые края облупившейся краски. со стены на них надменно взирает лопухина - антон чувствует ее взгляд, знает, что ее губы, искривленные в неискренней улыбке, сейчас расползаются, обнажая зубы. (оборачивается - но лопухина неподвижна, как и прежде, насмехается). зато костя наконец оказывается рядом.

- а тебе-то до него что? - костя принимается за работу, и с каждым уколом раскаленной иглы, с каждой протянутой нитью, антон нащупывает потерянный край боли и не-боли. или боли и еще большей боли. - он тебе что, друг? или, может, брат?

антон резко выдыхает сквозь сомкнутые зубы.

- он был преступником. нарушил закон. знаешь такую вещь? - выпрямиться трудно, но антон заставляет себя. разворачивается, утыкается в костю: глаза в глаза, нос к носу, палец указательный - в тщедушную грудь (сам не замечает, как притискивается так близко), - проходили вы такое в школе?

он бы, может, и не хотел грубить.
но где-то внутри у антона шестеренка раз за разом пропускает свой паз. насмешливый голос гесера звучит из разомкнутых губ лопухиной с портрета на стене. антон просто устал.

- ты реши, костя, кто тебе ближе. я или какой-то вампир, обративший невинную девушку. того и жалей.

молчат.
антон отворачивается, упирается опять в подоконник.
дышит тяжело, за спиной еще тяжелее дышит костя.
лопухина усмехается.
гесер бдит.
уличный фонарь за окном подмигивает ржавым глазом.
мысль снова здесь, и антон уже даже не пытается от нее отмахнуться - у него нет сил.

- или шей, или уходи, костя.

антон закрывает глаза и ждет нового укола раскаленной иглой.
тишина и молчание взамен колют его сотней ледяных иголок.[nick]Anton Gorodetsky[/nick][status]сквозь подзорные трубы[/status][icon]https://i.imgur.com/uM02BIV.png[/icon][fandom]night watch[/fandom][char]антон городецкий[/char][lz]дома окружают домами - коробки из бетона и плоти. мы это придумали сами в горе, отчаяньи, любви и заботе.[/lz]