дорогая хильда,

это звучит ужасно, и она начинает снова.

дорогая хильда,

пальцы скользят по чужим строчкам, по родным словам; она привыкает к запаху чернил и бумаги быстрее, чем ожидала — на войне, говорит отец, совсем нет времени, и сжимает ободряюще её плечо. она улыбается ему слабо, она думает, конечно, об академии — о солнечном свете, заливающем нещадно конюшни, о шуме в просторных кабинетах; в конце концов, о байлет, но останавливает себя — где-то здесь, где-то на этом, — воспоминания всё ещё не дают спать по ночам, воспоминания преследуют по-прежнему днём. маркграф фон эдмунд надеется, что из неё что-нибудь ещё выйдет, маркграф фон эдмунд от чего-то в неё верит — она всё ещё теряется, она всё ещё не знает, что делать; её не хватает на уверенность, но у неё есть всё ещё силы на благодарность — этого недостаточно, конечно. у неё нет ничего другого.

лестерскому альянсу, шепчут в тёмных коридорах замка, осталось недолго; лестерскому альянсу, говорят, суждено стать вассалом империи — снова. возвращение к прежнему, возвращение к изначальному. кто-то в самом деле желает этого; кому-то в самом деле недостаточно жертв.

она пишет: мне страшно представить, что происходит при дворе, — у неё не дрожат руки и она не кусает губы от неуверенности. бумага под пальцами — сухая и жёсткая. что-то стучит за закрытыми ставнями, когда она опускает перо в старую чернильницу, — но я надеюсь, что холст в порядке.

добавляет, не мешкая, не думая, не размышляя секунды лишние:

я надеюсь, что в порядке ты.

марианна получает письма от лоренца — стабильно, потому что это, он говорит, политика; стабильно, в конце концов, потому что это лоренц — он навещал её раньше, где-то в самом начале и до того, как империя приставила к их горлу нож, до того, как все стали слишком заняты. маркграф фон эдмунд улыбается ободряюще, но она замечает дрожь в его привычно твёрдых руках, она замечает, разумеется, усталость в его взгляде.

она надеется, что он выживет; она надеется, что она его не убьёт.

пишет: я всё ещё надеюсь не увидеть конца войны, — сжимает перо немного сильнее, жмурится — это всё личное, она знает; это всё — никогда не произнесённое вслух. ей никогда не хватит решимости не отводить взгляд, ей никогда не хватит решимости не опустить голову — она вряд ли сможет даже выдавить из себя слова, ей едва ли стоит на это надеяться.

но с твоими словами это будто бы легче.

имеет в виду, конечно: с тобой. но это кажется слишком громким.

она не врёт, на самом деле, но ей кажется — это слова слишком сильные. она думает: если произнести их вслух, даже если воспроизвести на бумаге — что-то сломается, возможно; что-то точно умрёт. ты проклята, девочка — она знает; конечно, она знает. все однажды умрут, и непременно по её вине — она знает, разумеется. ей хочется плакать всё равно.

что-то сломается, если она скажет об этом вслух; разобьётся, должно быть, если выведет слова чернилами. оставляет слова слишком громкие для другого раза — он когда-нибудь непременно настанет; она почти надеется до него когда-нибудь дожить.

мне не следует писать этого тоже.

она редко задаёт вопросы вежливые — пыталась в самом начале, но в переписке это всегда выходило плохо, хуже — только на людях, хуже — только глядя в глаза и сжимая неумелыми пальцами хрупкий фарфор чашки. ей всегда проще, когда говорят другие; чужой смех рядом, улыбки, много движения — прикосновения невесомые и лёгкие, она всё ещё помнит тепло рук хильды, она всё ещё вспоминает — иногда — её смех. наблюдает за кружащейся в свете пылью, щурит глаза, глядя на солнце — хильда, хильда, хильда.

я не думаю о тебе каждое мгновение, но я скучаю по тебе всё же.

скучает по гаррег маху, скучает по шелесту книг в библиотеке и тёплой чашке кофе. смех мягкий и ровный, улыбка нежная — хильда редко распускала волосы, у хильды всегда были движения лёгкие — марианне казалось, что она будто не прилагала усилий вовсе; она знает теперь лучше, конечно. восхищается только сильнее.

сказать об этом — значит всё сломать; сказать об этом — что-то сжечь, разделяющее их всё ещё. она цепляется за свои стены точно так же, как цепляется за свои секреты — обещает рассказать однажды, обещает себе, что хильда из-за неё не умрёт. маркграф фон эдмунд говорит осторожно, что такое случается на войне; повторяет мягко, что её вины в этом не будет — она верит в это точно так же, как в собственную непричастность к судьбе родителей.

ей хочется, чтобы было иначе, но это всё страшно сложно.

она пишет: я забываю слова всё чаще, — имеет в виду, должно быть, что-то важное, что-то давно вертящееся на языке и под черепом, но упускает мысль из виду совершенно. добавляет не слишком уверенно: но рассказывать, в самом деле, не о чем.

она не врёт.
ничего не происходит.
это временно.

добавляет: ты никогда не была здесь, но без тебя это место кажется словно тише.
добавляет: возможно, это лишнее тоже.

ничего не происходит, но это временно, конечно — никто ещё не начал умирать, никто ещё не считает цифры и не готовит лишние комнаты, но это пройдёт, как проходит лето; они начнут — совсем скоро. птицы уже начали собираться стаями, птицы уже давно улетают на север — маркграф с каждым днём выглядит чуть более бледным и чуть более усталым, чуть менее молодым — тоже. в дни, когда она посещает совет, что-то витает в воздухе — все будто ведут себя тише, все они знают, что их ждёт. обсуждают негромко, следует ли им сдаться первыми; отметают эту мысль и возвращаются к ней снова позже.

им страшно, конечно, и ей страшно тоже, но для них это зрелище привычное. марианна молчит — по большей части. они редко спрашивают её мнения.

я скучаю по твоим историям. я вряд ли могу предложить что-то взамен них.

ей следовало начать писать письма раньше — это проще, она говорит себе; почти не врёт — это сложно, конечно, тоже, но в мире слишком много вещей гораздо сложнее. она сжимает перо в руке часами, сминает бумагу — не зло и не нервно; ровно, по линиям, — наблюдает, как собственные призраки в её письмах вспыхивают огоньками синего; всё равно боится ошибиться, всё равно теряется, представляя, что сказала лишнее. не просит хильду писать каждый день — это будет глупо, она знает, это будет — более того — страшно эгоистично, хотя ей хочется, конечно, ей страшно хочется, пишет ей сама всё равно — строчку, слово. абзацы — реже.

отправляет едва ли часть, избавляется от большего.

она думает: хильда, хильда, хильда, — но это мысли на удивление спокойные. будто учится дышать заново; будто наконец-то научилась дышать полностью. но только почти.

твои письма будто всё ещё пахнут духами — мне только кажется, возможно; не может быть, чтобы они прошли через столько рук и всё ещё принадлежали тебе полностью.

они принадлежат теперь только ей, впрочем. только это важно, только это имеет значение.

марианна всё ещё плачет — по ночам, по большей части. накрывает иногда лицо руками и тяжело дышит — это никуда не уходит, и она говорит себе в моменты особенно отчаянные: куда-либо уйдёт вряд ли. слова ничего не изменят, если ты всё ещё остаёшься на месте — она замерла, ей кажется; её залили формалином и оставили в стеклянной коробке на грязном морском песке. но это всё неважно, или почти неважно, или не слишком важно, когда ей протягивают перевязанные атласной лентой письма — она никогда не избавляется от конвертов и вскрывает печать всегда осторожно, складывает их аккуратной стопкой и прячет в коробку. маркграф фон эдмунд ни о чём не спрашивает, маркграф фон эдмунд улыбается мягко.

мне кажется иногда, что я не помню твоего лица. всегда академия, всегда твоя фигура в тёплом свете. твои руки.

у неё не дрожат ладони — она вертит перо в пальцах задумчиво, кусает кончик по привычке, прикрывает глаза — неуверенность заполняет её лёгкие, неуверенность не позволяет мыслить трезво. это личное — она доверяет бумаге, должно быть, исключительно по этой причине. свет заливает комнату, она дышит будто через силу.

я помню, впрочем, как ты улыбаешься. этого почти достаточно.

разлука выносима — ей достаточно иногда воспоминаний и ей хватает, по большей части, писем, но она признаётся всё равно, будто говорит, на самом деле, не с хильдой, будто хильда никогда этого не прочтёт:

мне не страшно пока ещё, но мне хочется только держать твои ладони в своих руках, мне хочется только лежать на твоих коленях.

что-то ломается — ещё не полностью, но сгорит окончательно скоро. шум за закрытыми ставнями, шум за запертой дверью, заливающий комнату свет. ей кажется, что письма всё ещё пахнут чужими духами, она касается бумаги осторожно и почти нежно — наверняка представляет себе что-то лишнее, но это не имеет значения, должно быть.

письма остаются только письмами.
слова на бумаге — всего лишь словами.

каждый раз я боюсь, что ты не получишь моих писем — глупая.
бояться следует, что они дойдут.

у неё не дрожат руки.

она подписывается, будто не существует приличий — будто не существует этикета и не имеет значения, кто ещё прочтёт это письмо — если прочтёт вдруг. почерк мелкий и неразмашистый.

твоя,
м.

чернила сохнут быстро, чернил почти не хватает. [icon]https://i.imgur.com/fhz0MzR.png[/icon][nick]Marianne von Edmund[/nick][status]портилась кровь[/status][fandom]fire emblem[/fandom][char]марианна фон эдмунд[/char][lz]смерть (проиграв) вселенную напялив, зевнула: будет дождь, похоже, (и вечность там на кон поставив, играли фишками когда) итожа: ты выиграл, возьми на катафалк до вечности, дашь боль взаймы; до встречи.[/lz]