[indent] Отвратительный запах сожженного лука тут, кажется, въелся не только в стены и мебель, но и в посетителей заодно. Разбавленное кислое пиво на языке оседало неприятным осадком, оставляющим послевкусие в виде рвотных позывов, а может дело просто было в том, что в него просто не лезла уже четвертая пинта подряд, да еще после вина и какого-то рома, который ему подсунули несколько навтов, ушедших в увольнительную, пока их судно стоит пришвартованным в порту. Когда-то давно он мечтал, что уплывет вместе с навтами, запрыгнет на их корабль и отчалит от этих берегов, только его и видели, навсегда позабыв об этом месте, об этих улочках и о том, что был когда-то Орсэем, возьмет себе новое имя, менее помпезное, более короткое, научится вязать узлы, ставить паруса и определять по ветру, сколько до земли осталось. И никогда более, никогда не вернется обратно в Серену, от чьих узких улочек, пропахших плесенью и мочой его уже тошнит нещадно.
[indent] Константин растирает усталое лицо свободной от кружки ладонью, надавливает на глазные яблоки из под прикрытых век, чувствуя, как тяжесть наваливается и пол с потолком медленно плывут. У него разбитые костяшки саднят очень сильно и он правда не помнит обо что или, еще лучше, об кого он их разбил. Да и не хочет вспоминать, если завтра к резиденции придут новые плакальщики, что расскажут о его очередном приключении, то в любом случае сам все узнает, возможно от Курсийона, что будет его отчитывать, возможно от отца, что вновь попытается за такое с грязью его смешать, а может и от кузины, у которой в голосе будет та самая пресловутая жалость.
[indent] Он ненавидел, когда его жалели.
[indent] Но сейчас всего этого нет, оно исчезло в этом отвратительном запахе и гомоне голосов, громком смехе и чьих-то спорах. В углу какой-то наемник монетной стражи подскакивает с места, так что стул грохается оглушительно на пол, отзываясь в голове, взмахивает руками и кидается с кулаками на того, кто сидел напротив, карты летят во все стороны, со стола и из рукавов, король пик прилетает прямо за его испачканный стол, чуть ли не под руку, суровое и расплывшееся лицо с карты смотрит осуждающе, Константин щелчком пальца отправляет его подальше от своего стола, пусть свои молчаливые нотации читает в другом месте, у него и без него своих уничижителей полным полно. Окружающие на драку не особо так обращают внимание, только трактирщик кричит, так что толстые мутные стекла дрожат, что выкинет их обоих, но перед этим они ему стоимость всего ущерба возместят вдвойне, на ходу пихая локтем какого-то громилу, чтобы словам своим вес придать. Константин убирает вытянутые ноги с прохода, чтобы не мешать и все так же безразлично рассматривает мелкие пузыри по краям кружки.
[indent]  — Они перекрыли улицу... еще одну. Говорят, там теперь трупы будут сжигать.  — Травожный шепот перекрывает общий ор, он куда как более интересней, чем очередная порция ругательств, которые оппоненты изрыгают друг на друга и Константин откидывается назад, голову запрокидывая и рассматривая грязный в копоти потолок, прислушиваясь в разговору позади себя.
[indent]  — Просто замечательно, эта улица прямым путем вела к северным воротам. Они просто перерезают путь и закупоривают город.  — Второй голос был надрывным, хрипящим, словно воздух со свистом выходил из глотки говорившего вечнобольного.
[indent]  — Зачем?  — трактирщик, наконец, смог разнять дерущихся по ту сторону и все поутихло, довольный представлением народ вновь рассаживался обратно по местам, получив свою порцию хлеба и зрелищ.
[indent]  — Чтобы никто не смог уйти, конечно же.  — Константин закидывает ноги прямо на стол, все-равно он грязней не станет и отрывает передние ножки стула от пола, балансируя на задних.  — Я говорил с хикметским аптекарем, малихор не проявляется сразу, он может ждать неделю или даже две, прежде чем появятся первые симптомы, а за это время можно заразить не только себя, но целый квартал. Возможно уже весь город болен, просто этого не знает и тогда...  — голос становится надрывней, испуганней,  — проще нас тут всех запечатать и просто дождаться, пока передохнем сами собой.
[indent]  — Бред!  — собеседник пытается доказать, что это не по человечески, так народ бросать, но тут бы уже Константин мог поспорить, его отец в первую очередь делец, а только потом уже человек и все прочие качества, коими наделяют людей, дабы они казались лучше. И жители бы точно заметили, если бы внезапно из города стали бы утекать активы и товары, ведь их бы спасали в первую очередь, а не людей, что, как известно, товар заменяемы. Орсэй старший так долго и упорно это впихивал ему в голову, что они в первую очередь торговцы, а потом уже все остальное, что между человеческой жизнью и выгодой нужно выбирать второе, что аж зубы сводит и тошнит уже далеко не от количества выпитого алкоголя.
[indent] Константин устал брыкаться, на самом-то деле, устал пинаться и сопротивляться происходящему. Если раньше он поднимал громкий крик по поводу того, что ему не нравится, то сейчас все чаще лишь только соглашается, нацепив на себя дежурную улыбку, в мыслях думая, чтобы делали что хотели, лишь бы от него отстали со всем этим. Не всегда, конечно, его бунты никогда не заканчивались, просто теперь они менее масштабные и затрагивают отныне только его фигуру и так в глазах окружающих на самое дно опустившуюся. Трактирщик прекрасно знает, что у него тут сидит сын князя Орсэя, но пока Константин не буянит и не лезет в драку, ему плевать, пусть хоть до посинения глаза себе тут заливает, лишь бы платил исправно за алкоголь, крайне низкого качества, нужно сказать, зато пьянит лучше самого дорогого бренди, от которого пахнет клопами за столь малую цену.
[indent] Константин прикрывает глаза. Сейчас самая главная схватка между ним и его рвотными позывами.
[nick]Constantin d'Orsay[/nick][status]ваши боги мертвы[/status][icon]http://forumupload.ru/uploads/0019/e7/78/1091/140632.gif[/icon][sign]
Город сводит с ума, заглушает песню твою.
Город тебе отомстил. Прощай, мой последний друг![/sign][fandom]greedfall[/fandom][char]Константин Орсэй, 21[/char][lz]В шаге от порога средоточие порока, ходят слухи, что люди разгневали всевидящее око бога.[/lz]

Отредактировано Anduin Wrynn (2020-12-29 21:53:17)

OST

[indent] Въедливый запах алкоголя и чего-то кислого, в носоглотку забивающего, перемешивается с удушливым ароматом цветов, розы и магнолии, рвотные позывы вызывая. У Константина нюх всегда хороший был, даже слишком, "аристократический" - как любят выражаться, когда знатные дамы и господа надушенными платочками нос закрывают и претворяются, словно эти запахи ранят их чувство прекрасного посильнее пинка под задницу. Он же головой только ведет, а может его уже просто мутит достаточно от этого разбавленного пива, в которое доливают браги, чтобы в голову сильнее било и чтобы народ еще заказывал. Окружающие заняты своим - окружающим на него наплевать - это знание душу греет достаточно хорошо, среди рабочих и толпы навтов, что на следующее утро отчалят на своих кораблях, среди тех, чья жизнь крутится вокруг чего-то мимолетного, но такого приземистого, он растворяется, становится ничем, без взглядов оценивающих каждый шаг и слово, без возможности претворяться тем, кем не является.
[indent] Рядом оказывается официанта, подперев голову кулаком она начинает о чем-то щебетать, о чем точно и сказать нельзя - в этой какофонии все звуки смешиваются, а алкоголь не способствует более ясному пониманию происходящего. Сегодня Константина одолевает хандра, а может, усталость. А может, как многие опасаются, он уже болен малихором и черная как гуталин кровь уже с трудом проталкивается по венам, пока сам он задыхается, уже в гробу, но пока еще не осознал этого. Его похоронят помпезно и с почестями, запрут в склепе, вместе с остальными Орсеями, что не дожили до этого дня и забудут, так что только в каком-нибудь темном углу и останется его портрет и только. От таких мыслей становится еще более тоскливо, они весь разум заполоняют.
[indent] Знакомый голос заставляет приоткрыть один глаз, кузина нависла над официанткой и втолковывает ей что-то, как обычно растягивая сладкие речи. Однажды кто-то из придворных сказал, что родись она принцессой вместо Константина, то его отец был бы намного счастливей. Он даже в этом не сомневается, в отличие от него, кузина умела производить на людей впечатление, даже если была одета далеко не в яркие наряды двора.
[indent] — Просто.... думаю. — Константин грустно смотрит на опустевший стакан, на дне которого плескается грязный осадок. Он и сам понять не может, о чем же думал, мысли словно блохи на сковородке скакали, от чего-то неимоверно важного, до чего-то крайне незначительного. Горло сжала тошнота, но он все же поднял голову, улыбаясь Де Сарде хотя бы так. — Я извинюсь перед тетей, обещаю. И перед Куртом... хотя перед ним бесполезно.
[indent] Иногда казалось, что их учитель по фехтованию был скалой, такой же твердой, непоколебимой и абсолютно бесчувственной, а иногда в нем просыпалась квохчущая над цыплятами курица и он начинал кружить над ними, недовольно ворча, что за это ему не платят. Когда он был более юным, то это даже казалось очаровательным, чужое беспокойство о нем, пусть даже от людей, которые по сути своей, ему никто, согревало. И ради мимолетного участия он готов был прощать многое... пришлось несколько раз обжечься, чтобы научить себя так легко не доверять другим, а улыбки и тревожно-обеспокоенный взгляд, который участливо кидали, не принимать за чистую монету. Словно на извечном маскараде, за очередной маской дружелюбия рассмотреть нечто настоящее.
[indent] — Еще несколько улиц перекрыли. — Константин внимательно смотрит на кузину, пытаясь понять, волнует ли ее это или нет - жизни других, тех, кто сейчас в этой таверне собрался и за ее стенами, те, кто может так легко исчезнуть и быть спаленными в мешках у канала, чтобы не распространять заразу. В последние дни ему снится один и тот же сон: малихор внутри него, он пожирает изнутри, медленно убивает, лишает его нюха, обоняния, зрения, в конце осязания и он остается один в темноте, наедине с болью. Только он и его собственная боль... — Не помогают ни хикметские лекарства, ни телемские молитвы, куда не пойдешь - везде одно и то же. Народ страдает, неважно, бедный или богатый, а сильные мира сего не могут ничего сделать. Тебе не кажется это... показательным? — сын князя слабо улыбается, взмахивая рукой и отклоняясь на стуле назад еще сильней, так что ножки жалобно заскрипели. — Отец всегда учил нас, что мы лучше остальных, что мы родились такими и по праву нашей крови должны быть достойней любого другого, но на деле... когда сила, настоящая сила, вторгается в нашу жизнь, все эти важные и достойные дрожат, словно испуганные дети.
[indent] Возвращается официантка, держа в руках две кружки с местным фирменным пивом, от запаха которого где-то в желудке начинает медленно скручиваться ком, грозящийся вырваться наружу. Константин мило ей улыбается, протягивая деньги, намного больше, чем положено, таким образом давая понять, что на этом их милые беседы закончены. Девушка недовольно надувает губы, впрочем, ничего не говорит, скользнув взглядом по его кузине и уходя в поисках других приключений с другими завсегдатаями. Константин знает, о чем она подумала, многие распускают сплетни и похуже.
[indent]  — У меня сегодня достаточно грустное настроение для подобных развлечений, если ты не заметила.  — Он вновь все внимание возвращает на Де Сарде. — Я не хочу сейчас возвращаться во дворец, прямо чувствую, что сделаю что-то.... не так. Давай лучше посидим тут, только ты и я. Как когда-то давно... помнишь?
[indent] Эти воспоминания словно не его - чужие, отголоски разума, что еще надеялся если не на счастливый конец, то хотя бы на что-то спокойное. На мир, в котором для него найдется место, где он не будет ненужной деталью огромного механизма по сути своей не делающей ничего путного для общего блага.
[nick]Constantin d'Orsay[/nick][status]ваши боги мертвы[/status][icon]https://i.imgur.com/ccrcCDY.gif[/icon][sign]
Город сводит с ума, заглушает песню твою.
Город тебе отомстил. Прощай, мой последний друг![/sign][fandom]greedfall[/fandom][char]Константин Орсэй, 21[/char][lz]В шаге от порога средоточие порока, ходят слухи, что люди разгневали всевидящее око бога.[/lz]