| I KEEP WAITING FOR THE GOD UNDER THE ANTHILL TO SPEAK UP.
| |
— я бы радовался, — механически отвечает барти, потому что должен; когда-то — может, ему было лет семь или восемь — его отправили на всё лето далеко-далеко, к маминым родственникам. тогда барти впервые узнал, что случается, когда кончается город: от зелёного заболевают глаза, вместо сморщенных яблок на ветках болтаются огромные спелые звёзды. из тумана, кажется, можно слепить всё, что угодно, и однажды утро слепило из него одинокое стадо коров: только одна из них не походила на призрака, у неё были стройные белые ноги и долгий ласковый взгляд. барти почти погладил её, но заметил, как бабушка, наблюдая за ним, улыбается; стало стыдно, щекотно, пришлось убрать руку, соврать, что хочет домой и устал от ужасного запаха. тогда неправда давалась сложнее: у несказанных слов был и вкус, и вес. со временем он побледнел, стал прозрачным, барти стал забывать, что так долго пытался спрятать. сейчас регулус возвращает им горечь — барти хмурится и пытается вспомнить, но ничего не находит. значит, и не было ничего, правда? это его раздражает. — я бы радовался. ты же знаешь.
| I KEEP WAITING FOR THE PART OF THE MYTH WHERE EVERYONE TURNS INTO A DIFFERENT BIRD | |
регулус, конечно, эту тяжесть носит в себе до сих пор. с каждым разом его молчание весит как будто немного больше: барти учится распознавать это по тому, как он теряет в цвете, становясь совсем прозрачным и лёгким. если бы не слова, которые регулус прячет, рассовывая по карманам, ветер, наверное, смог бы забрать его вместе с собой, поэтому барти предпочитает не спрашивать. только временами, когда регулус становится против яркого солнца, тень выдаёт себя очертаниями: барти кажется, что, протянув руку, он сможет растереть её между пальцев, избавив его от молчания, но не протягивает. регулус так и не научился прятаться у всех на виду, поэтому барти знает каждое из его потайных мест. раньше он мог оставлять там записки и бутерброды, найденную на берегу озера гальку или стрекозиное крылышко. регулус, находя их, улыбался, и барти мог быть уверен, что морщинка в уголке его рта зависает удивлённой птицей, но сейчас, приходя, он будто застаёт регулуса за чем-то личным. чем-то, что он пока не готов ни с кем разделить. барти, конечно, не подаёт виду, но яблоко в его руке от обиды становится кислым.
| OR THE REEDS START TALKING OR HORSES COME OUT OF THE OCEAN | |
барти приседает на корточки, чтобы снять с его брюк жука (иногда нелегко найти повод спрятать лицо): на его ладони он кажется темнее и больше (так же голос регулуса становится чётче, когда доносится издалека). барти улыбается, позволяя ему доползти до кончиков: сжать кулак — в его власти, но он не сжимает.
— я... понимаю, — барти сбивается: смущение регулуса оказывается неожиданно заразным. его бросает в жар, взгляд становится мягким. прежде, чем посмотреть на регулуса, он провожает глазами поднявшегося в воздух жука. — когда ты уйдёшь, здесь не останется ничего важного.
барти помнит этот разговор: год назад рабастан стоял так же, как стоит сейчас регулус, а он чертил носком ботинка линию по грязи. это не научила его ничему, кроме чувства беспомощности и уязвимости: во второй раз они идут по протоптанным тропам и быстрее заполняют его доверху.
— я бы хотел уйти вместе с тобой, — унести с собой: сладкое королевство, вечера в библиотеке, рождество, когда регулус остался с ним, не поехав домой. иногда барти казалось, что всё это существовало только в отражении чёрного озера. — но, — улыбка становится прозрачной. — дело ведь не только в этом, правда?
| I KEEP WAITING FOR THE BUGLE AND THE JACKAL-HEADED GOD TO WEIGH MY HEART ACROSS THE RIVER. | |
тяжелее всего вынести поздние осенние дни — те выходные, когда просыпаешься слишком поздно: все вокруг уже зажигают огни и готовятся к войне с темнотой. небо светится тускло, будто умирающий в спичечном коробке светлячок, и не остаётся ничего, кроме сожалению об упущенном утре, как будто утро — это вся жизнь, которой не дали возможности развернуться.
регулус дарит ему это чувство.
— в хогвартсе ты чувствуешь себя в безопасности, — барти приваливается спиной к дереву. голос становится суше от мысли, что последними словами регулус просто бросил ему пыль в глаза; злость кажется достаточно сильной, чтобы позволить себе её не проявить, не дать ему возможности оправдаться. — я тоже. он стал для меня единственным домом. но если школа осталась для тебя только убежищем, ты зря провёл в ней семь лет.
отцовские интонации сминают голос, превращая его в хитиновый панцирь.
— ты уходишь не в пустоту. ты знаешь, что тебя... ждут. разве этого мало?
барти пожимает плечами и отворачивается.[icon]https://i.imgur.com/tlSWcGF.png[/icon]
