от чжун ли пахнет старыми деньгами и мокрым камнем.

ли юэ забирается ему под кожу: в порту шумно, шумно на главной площади и узких улицах. в глазах не слепит, но он привыкает к золотому быстро и расстёгивает куртку на лишние пуговицы. расслабляет к чему-то шарф.

от чжун ли пахнет свежесрезанными лилиями и дорогой кухней. чайлд держится на почтительном расстоянии, но иногда пересекает черту намеренно: что если, стучит языком по зубам, коснуться плеча или узкой ладони в перчатке — что если? чжун ли поднимает на него вежливый взгляд, изредка — оборачивается как будто недоумённо и не понимая совершенно искренне. чайлд прячет разочарование за смехом и прорезающимся акцентом — пережёвывает согласные и тянет дифтонги слишком долго, стучится зубами о клыки. щурится, покачиваясь на носках, улыбается приторно.

— что-то не так, сяньшэн?

участливо, вежливо, почти задыхаясь от горного воздуха. не сейчас, не показывай раньше времени зубы. не привыкай к хорошему.

одежды цисин расшиты золотом — тарталья смотрит на них (на расстоянии, конечно), и смотрит жадно: выцепляет взглядами знакомые узоры из лилий и заглядывается на них позже в саду у главной площади. шелковицы сами ложатся в руки, прячется поглубже рыба, миллелиты держатся настороженно, но не спрашивают. из страха, конечно — он замечает полные опасения взгляды в первую очередь, и только затем улавливает шёпоты. прячет улыбку — это к лучшему; это значит, что они будут наготове, и они больше не будут думать о нём ясно. это значит, что в один момент кто-то из них потянется за мечом на поясе.

это дополнение приятное, но он одёргивает себя нехотя: дополнение и только. он знает, зачем он здесь; тянет носом воздух и скалит зубы: в городе ещё не пахнет кровью, но это исправляется легче, чем гаснут спички. запах гари должен стать им привычен тоже.

чжун ли держит спину прямо — линия плеч такая ровная, что ладонь почти тянется коснуться между лопаток. он сдерживает себя, конечно, повторяет себе его голосом: это только вежливо, — прячет подаренные палочки в верхний ящик стола и долго стучит пальцами по дереву. чувствует себя странно, кусает губы — предвкушение как будто бы новое и совсем иного рода. ли юэ приводит его в восторг в самом лучшем из смыслов: специи обжигают язык, запахи заполняют лёгкие. здесь приятный шум: он о торговле, и о деле, и кто-то непременно кому-то должен, и морская соль оседает знакомо на его волосах, делая их отвратительными на ощупь, но здесь это совсем по-другому. тоня держит его ладони в своих и просит писать иногда, и ещё прислать что-нибудь, он смеётся ласково, пока прижимает её к себе; думает рассказать в письмах о консультанте из ван шэн с длинными пальцами, но останавливает руку с пером в последний момент — это как будто личное и не совсем ещё надёжное.

ей как будто бы знать не стоит.

чжун ли не удивляется, когда чайлд снова оказывается на пороге бюро — чжун ли кажется ему больше изображением человека, чем человеком; тарталья не находит картин на стенах в ли юэ, поэтому смотрит на статую гео архонта слишком долго и касается пальцами одежд из камня. чжун ли обращает к нему улыбку вежливую, и чайлд думает, конечно, о его глазах, или об узорах на тёмной ткани, или о том, как он раскрывает иногда рот или говорит с придыханием. владелица похоронного бюро улыбается ему широко и слишком знающе, чайлд машет ей рукой дежурно, думает: очаровательный ребёнок, — не говорит вслух, конечно. он нравится ей, потому что успевает перехватить ладони с кухонными ножами и оставляет здесь непозволительно много денег для живого тела; предпочитает думать, что дело в его природном обаянии и невероятно интересной личности. не задаёт вопросов, когда чжун ли рассказывает о планах на сегодня — наблюдает за движением его рук и не слишком, на самом деле, слушает. бросает на выходе: трупные мешки должны гореть хорошо. ху тао улыбается знакомо.

чжун ли рассказывает — всегда рассказывает, как будто проводит ему ознакомительный тур каждый раз, и чайлд находит это очаровательным: шкура туриста пахнет знакомой сыростью свежего мяса, и он свыкается с ней настолько, что почти забывает о делах основных и изначальных. от запаха цветов голова идёт кругом, и он не запоминает названия совершенно — всё равно кивает, всё равно смотрит. думает о том, что у консультанта из ван шэн глаза слишком глубокие — в них неприятно заглядывать, пока не уцепишься за что-нибудь; чайлд выбирает его плечи, говорит себе — вежливо, — поэтому не наклоняется никогда слишком близко.

затем падают метеориты, затем идут трещинами горы.

тарталья прячет улыбку за перчатками, заталкивает восторженный смех поглубже в лёгкие.

это не кажется ему сложным: он опускается на колени перед своей богиней, смотрит преданно — предвкушение живёт под клеткой рёбер и скалит жадно зубы, и в её взгляде, конечно, ничего нет, и в её взгляде, конечно, уверенность, что всё будет сделано правильно. не возникает и мысли ослушаться, не возникает и мысли опустить руки. баландзоне скалит зубы, и чайлд предпочитает не спрашивать — слишком много вещей, к которым он не хочет иметь отношения. синьора усмехается понимающе, но этим и ограничивается — он не протягивает ей руку, чтобы помочь спуститься по трапу, она этого не ждёт и, разумеется, в этом не нуждается.

это владения гео архонта, говорят его фатуи на корабле строго и предостерегающе, и в основном, конечно, друг другу, и чайлд улыбается им ласково: но что это может значить, когда у нас есть свой бог. живёт под сердцем, обнимает в ночных кошмарах; царица смотрит безразлично и позволяет целовать замёрзшие ладони, но он знает, что под её человеческим черепом живёт точно такое же — знакомое и изголодавшееся по запаху крови в воздухе. заставляющее опускаться на колени в блаженном трепете, выдавливающее клятвы верности худыми пальцами.

но страх полезен. толкает вперёд, заставляет искать способы развязать запястья. вежливо вкладывает в ладони нож.

ей страшно тоже, и он убьёт за неё исключительно поэтому.

падают метеориты и разбивают кому-то голову. пыль забивает лёгкие тогда, как теперь — аромат цветов. чайлд подступает ближе, смотрит на консультанта из ван шэн пристально, и что-то шевелится знакомо под клеткой рёбер — расскажи мне, сяньшэн, что ты прячешь под своим красивым черепом. что укладываешь на язык и пытаешься выцепить между зубов.

— сегодня особенный день?

вторник, кажется. или четверг — он вечно путает.

чжун ли не успевает обернуться и не успевает подняться с колен — чайлд знает, что жадность входит в число его пороков, но грех — болезнь в первую очередь и только во вторую — искушение, и он не ждёт слишком, когда мнёт цветы тяжёлыми сапогами. позволяет себе слишком много. склоняется над ним, устраивает ладони на его плечах — со спины не удаётся заглянуть в глаза, но в этом нет необходимости. перекатывает на кончике языка гласные, смеётся мягко:

— беспокойные ночи?

не давит, не пытается удержать на месте — в этом есть что-то от старого и контролирующего, желание держать в руках слишком близко к желанию загнать в угол, но это почему-то не представляется ему возможным — не в этом случае. статуи напоминают ему новых знакомых, но всё не может быть так просто. у чжун ли красивые руки, и они сжимают цветы слишком нежно и слишком бережно.

пыль на его волосах, запах лилий. [icon]https://i.imgur.com/IepEeVN.png[/icon][status]hello to hyde[/status]