Джоэлу давно ничего не снится. Он думает, что в этом есть странное больное упущение. Сны, говорят, помогают подсознанию утрамбовать стресс: оно перемалывает переживания своими сточенными клыками — хрустит на зубе боязнь темноты, ломаются чужие торчащие кости ребер, артерии степенно покидает кровь. Этому театру определённо нашлось бы что показать. Черты, сотканные из неоновых огоньков, — безликие, смазанные отражения в луже; угли, разлетающиеся под его подошвами — Джоэл перешагивает их, как нелепую условность, и бежит к тому, что по-настоящему важно. Но ему ничего не снится, даже самое сокровенное время наедине с собой — пустое. Упущение, думает Джоэл. Стресс копится на его журнальном столике беспорядочными стопками, он лениво спихивает их на пол — загораживают новости.

Он так и не вернулся в строй. Технически всё ещё агент — ему вернули значки, покрыли страховкой месяцы, проведённые в потной, зыбкой яме. В нужный момент все дружно закрыли глазки. Так оно работает. В конце концов, какой ещё идиот, едва выбравшись из одной могилы, окажется готов с боевым воплем прыгать в другую.

Но если по-хорошему,
по-хорошему, Джоэл, приди-ка и реши все наши проблемы, а потом вали в какую-нибудь Калифорнию, найди себе женщину, полюбуйтесь вместе на океан, оближите ванильные рожки, улыбнитесь друг другу, чумазые и довольные. Сделай хоть что-нибудь по-человечески. Прекрати жонглировать барбитуратами, твоя бледная грустная физиономия, никому нет до неё дела. Выполни свою функцию. Всё очень просто, понимаешь?

— Может, подражатель? — Холлис жмёт плечами, его ладони спрятаны в карманах горчичных штанов.

Он смотрит на тебя, ожидая ответную реакцию, — скорее всего, твоё «нет», основанное на непосредственном опыте. Но ты только и можешь думать, как же, блядь, у него всё просто. Он просто хочет свалить домой побыстрее, поэтому в данный момент его мозг сосредоточен на поиске самых простых ответов. Всё очень просто, понимаешь.

Ты наматываешь эту догадку на собственные мысли, как спираль шнура телефонной трубки на указательный палец. Ведёшь глазами по проявленной сепии, по тёмным волосам, тонким выщипанным бровям. Подведённые чёрной линией глаза, они болезненно напоминают тебе её привычки. Если бы ты мог видеть сны, они начинались бы так: «Сукин сын, ты убил меня». Ты думаешь о лопающихся пузырях ожогов, как быстро языки пламени плавят эпителий. Забавно, ты толком не можешь вспомнить её лицо. Всё, что осталось от вашей интрижки — фотографии обугленного дома в архиве криминалистов.

Ты слишком отвлечён собственное бездной, поэтому, знаешь, по-хорошему не будет. Будет только Холлис, равнодушно выплёвывающий самую распространённую версию из руководства по написанию детективных романов 101. И Холлис, ты готов отдать руку на отсечение, в итоге окажется прав.

Завтра. Джоэл думает, завтра. Он ещё успеет побыть клоуном в своём мятом костюме и бежевом тренчкоте. Ещё успеет приехать в участок к восьми, передать во владение руководству клад из монотонных отчётов. Он напишет об обнаружении новой улики, опишет точное время, детали снимка, украсит это открывающим все двери и финансирование «проводится расследование», под конец замарав размашистой подписью. Так выглядят герои штата, если что. Герои штата глотают снотворное, проваливаются в сон прямо в обуви. Уходят на пенсию без снов и облысевшие.

До пенсии, конечно, ещё рановато.

Утренний холодок карабкается по его раскрытой голени, забирается под плед в катышках. Он резко открывает сухие глаза, прочищает горло хриплым кашлем. Он никогда не оставляет окна открытыми. Кто-то, мать его, открыл окно, вот что заставляет его подскочить на месте. Джоэл, будто черепаха, упавшая на панцирь, карабкается к прикроватному столику. Ящик вытряхивает на свет божий М1911. Он спешно снимает его с предохранителя.

На самом деле, Джоэл ненавидит стрелять. Этот глухой хлопок, мнимое чувство защиты, влажная фантазия огнестрельного права каждого третьего. Нет в нём никакой силы — тебе пиздец, независимо от того, мажешь ты или попадаешь прямо в голову.

Всё, о чём он способен думать сейчас — лишь бы ему показалось. Он способен думать только о новых объяснительных, которые должен накатать, если вдруг что-то пойдёт не так. И если он прав, если открытое окно — не плод его бдения в полусне; если он прав, если открытое окно — раскрытая в приглашении пасть главного автора его кошмаров наяву, то. То что, Джоэл? Вот прямо так, пристрелишь его без вступительной речи?

Это чувство, чувство нарастающей паники ворочается где-то в глотке. Тяжёлый ком ожидания, попытки подготовить себя к виду силуэта в этой позерской кожанке на своей собственной кухне. Мнимое чувство защиты, влажная фантазия прямиком из детективных романов 101 — взболтай, но ни в коем случае, слышишь, ни в коем случае не смешивай. От главного кошмара его отделяет приоткрытая деревянная дверь. Пузатая ручка в бронзовых тонах. Приглашающая пасть. Дёрни её на себя, раскрой собственными пальцами.

Вот так, Джоэл, действуй рывком. Заставь ублюдка сдохнуть прямо на месте от неожиданности.

Он вытягивает руку с пистолетом, палец потеет над спусковым крючком.

— Какого чёрта ты здесь делаешь?

Вот так, Джоэл, целься ему прямо промеж глаз. Достойный агент своей страны, лучший из лучших в этой помойке.

Отредактировано Steve Harrington (2021-09-22 00:37:57)

Под его ногой — под весом, который он переносит с кончиков пальцев до пятки, напряжённо отзываются ещё сонные суставы — скрипит пол.

Когда — если — это закончится, останется только серость. Заполнение бумажек, другой отдел, переезд подальше, вылезающее из всех щелей порицание. Не самые занятные мысли, учитывая, что в его руках сейчас находится моментальное решение всех проблем. Бюро настоятельно рекомендует сохранить этому ублюдку жизнь, устранять лишь в самом крайнем случае. Джоэл думает, это забавно. Это пиздец как иронично. Он нужен им живой и невредимый, как красная тряпка — они прицепят его к свои телам наручниками, потаскают следом по дворцам показательных порок; они восстановят справедливость и заключат, что вечность в пожизненном заключении — вариант похуже смерти. Соболезнования родственникам жертв, компенсационные выплаты, заготовленные речи на жёлтых квадратиках. Он будет жрать на налоги мирных граждан, а те примутся с жадным аппетитом поглощать статьи, независимые расследования и документальные фильмы его имени. Джоэл имеет шансы подать его на блюдечке с каемочкой, утрамбовать в историю со счастливым концом. Поработать на благо всех остальных. Найти в этом смутное удовлетворение.

Это ведь личное, не так ли? Ты ведь был близок кое с кем, не так ли? Джоэл?
...Знаешь, как сильно по бюджету бьют смертные казни?

Он силится вспомнить её глаза. Пытается возродить слепую ярость, под рёв которой наобещал себе всякой чепухи. Тот съедающий стыд, что впивался в затылок, стоило переступить порог участка.

Джереми, хороший парень, твой старый добрый коллега. Но тебе куда больше нравилась его жена. Ты мог бы вовремя остановиться, не прикасаться к её пальцам, не задавать глупых вопросов про одиночество. У вас не было домов, которые смогли бы вас удовлетворить, но каждое воскресенье вы отчаянно рисовали их на пустых стенах. Вы прятались в ваших коробках лишь потому, что до уссачки боялись быть застуканными. Ты мог бы вовремя остановиться, но ты не захотел. Вот так просто.

Она, конечно же, умерла не по его вине. Джереми, он вообще был ни при чём. Джоэлу просто случилось там оказаться. Просто случилось сделать самый дерьмовый выбор. Просто всё так ужасно совпало: огонь перекинулся и на голову Джереми тоже. Трагедия вила гнездо в его теле, Джоэл наблюдал это воочию по стремительно синеющим кругам под глазами, по вянущим к полу плечам. Просто так уж получилось. Просто
испытай это ревущее отчаяние. Проснись. Пистолет в твоих руках, мать твою. Ты здесь у руля.

— Ты совсем обезумел, если решил вот так заявиться ко мне, — шипит Джоэл, но ярость в нём молчит; вместо этого лишь какие-то невнятные пустяки вроде попыток успокоить собственные трясущиеся пальцы. — Не тебе заикаться об этических сторонах.

Наверное, даже бьёт в цель. Они оба, в общем-то, не мажут. Спроси Джоэла, помнит ли он хоть что-то до бездны. Бездна, так ласково именуемая им, разворачивается огнём и затухает на чужой спине, холодеющей в его руках. Он не смог её вынести, и себя из пожара тоже не спас. Что было до бездны? Только путь к ней.

— Что, мало удовлетворения от новых жертв? Недостаточно щекотливо? — он старается бить в ответ, но замахивается слишком широко; он мажет, несёт первое, что приходит на ум, что сказал бы любой идиот на его месте.

Но Джоэл, на самом деле он соображает куда лучше. Есть лишь один неудобный момент: признание этого означает, что он согласен со всем происходящим. Потому что он понимает. Понимает, что сегодня не умрёт. (Не его типаж, наверное). Понимает, что сам не причинит никому вреда. Даже ему.

Бюро настоятельно рекомендует сохранить этому ублюдку жизнь. «Слушай, ведь правда, не нам решать», Холлис жмёт плечами, ему достаточно любого исхода. Тот ад, в который упадёт Джоэл, одним рывком закончив всё это, пугает куда сильнее любых последствий сегодняшнего вечера.

Его тело срабатывает прежде его головы. Щелчок предохранителя. Очередная влажная мечта ссыхается под гнетом реальности. С него довольно.

Прошлый хозяин этой дыры пытался заткнуть пустоту стен самой дешёвой мебелью из каталогов. Она скрипит, верещит на любое поползновение. Шкафчики, ящички, они обожают оставаться на своих местах. Джоэл не против. Он лишь отходит спиной обратно в мрак спальни, забирает с собой дурной взгляд и сбитое дыхание. Удивительно — и ему самому от осознания мерзко, — но им найдётся о чём поговорить.

Хэй, твой дружище, это он удачно зашёл на огонёк!

На кухонный стол плюхается тоненькая папка с копиями показаний, бланков и фотографий. Сделанные наспех, кривоватые, парочка хранит на себе круглые следы многочисленных кофейных стаканчиков. Тоненькая папка плюхается, словно вызов. Следом щёлкает выключатель. Джоэл не будет играть по его правилам. С. Него. Достаточно. Этого сраного психа, решившего, что его кухня — лучшее поле битвы для плясок израненного эго. Джоэл может поступить умнее — использовать его. Позволить хаосу разворачиваться за пределами грудной клетки.

— Твоих рук дело? — руки беспокойно шарят по карманам брюк в поисках пачки сигарет; он очень давно не спал удобно, всегда готовый подорваться на вызов посреди ночи. — Почерк схож, но недостаёт аккуратности, слишком грязная работа. Плюс не обнаружил их, — он кивает в сторону кипы жёлтых конвертов, — в твоих... Открытках.

Щелчок зажигалки. Пистолет покоится в кармане накинутого на плечи облезлого халата. На всякий случай.