Она не успевает вдохнуть морозный воздух в полную силу, лишь заглатывает его едва-едва в то мгновение, когда двери скоростного поезда распахиваются и им предстоит пройти несколько метров заиндевевшего коридора, прежде чем оказаться непосредственно внутри Стены. Здесь работают системы терморегуляции, и, несмотря на то, что, как знает Санса, многим дозорным и ученым здесь холодно, ей воздух внутри помещения кажется приторно-теплым, вызывающим рвотные позывы. Кожа, облепленная плотным слоем термобелья и коконом морозоустойчивого костюма, вспревает за минуту. Санса хочет оказаться снаружи - там, где дует рваный ветер, бросающий в лицо комья жесткого, царапающего снега, там, где от белизны слепит глаза, там, где нет человеческих голосов - только гулкий вой последних волков, которых еще можно встретить здесь - в самой северной точке Вестероса.

Санса хочет содрать с себя слои одежды и лечь в снег, нагая. Смотреть в затянутое облаками, серое, под цвет глаз убитого отца, небо, и больше никогда ничего не чувствовать и не помнить: ни собственной глупости, ни боли от предательства семьи, ни синяков и ссадин, оставленных на ее коже законным - перед глазами богов и людей - мужем. Те, под пропитанной потом шершавой тканью, горят ожогами, набухают воспаленными рытвинами.

Рамси держит ее под локоть почти мягко - синяки от этой хватки сойдут за сутки-другие. Со стороны, думает Санса, они наверняка кажутся обворожительной респектабельной парой. Санса видела снимки со свадьбы и приемов, на которые Рамси, дорвавшись до отцовского состояния, акций компании и положения в обществе, таскал ее, завернутую в облегающие платья под самое горло, всегда - с длинными рукавами и юбкой в пол, с завидной регулярностью. Этими снимками пестрела не только светская пресса, но и деловая - еще бы, Рамси теперь уже Болтон, восходящая звезда на политической арене, харизматичный жесткий бизнесмен, и его очаровательная, похожая на фарфоровую куклу молодая супруга, - цитата юной журналистки с women.ves в разделе экономических новостей. Санса смотрит на эти фото и не узнает себя: заострившиеся скулы, фальшивая, натянутая улыбка в лучших традициях Серсеи Ланнистер и холодные синие глаза, в которых, будто замерзший в глубоких водах северного моря, застыл крик.

- Леди, - обращается к ней Алиссер Торн, и Санса морщится, едва-едва, будто бы уголок рта прошибло судорогой: приклеенная улыбка благополучия съезжает набок, отклеивается, как край размытого бесконечными дождями объявления на портовой стене. Леди, думает Санса, не ебут, как шлюх, поставив раком и впечатав лицо, украшающее последние обложки модных изданий, в бетонный пол. Леди, думает Санса, не связывают по рукам и ногам проводами и не бьют usb-шнуром по нежной, аристократической коже. Леди, думает Санса, не зашивают в подпольной клинике подкупленные Болтонами врачи - от внутренних разрывов. Леди не вылизывают расбухшим от укусов языком ноги своего дорогого супруга. Леди плачут над мелодрамами, а не от тонких змеистых порезов, оставленных на ее бедрах (правда, красиво, дорогая?). Сансе кажется, что и плакать она уже разучилась: сначала ее слезы забавляли Рамси, но теперь все чаще вызывали глухое раздражение, расцветавшее на ее когда-то холеной коже багровыми синяками.

Санса запирается в лабораториях, милостиво отведенных ей принимающей стороной. И прежде чем автоматические двери закрываются за ее спиной с тихим “вжих”, чувствует острый взгляд, ввинчивающийся между лопаток: Рамси позволяет ей провести несколько часов не подле него. Возможно, когда она вернется в нему вечером (отдельной комнаты для нее не предусмотрено), он будет в хорошем настроении. И ограничится жестким, но почти безболезненным сексом. Когда Рамси в хорошем настроении, Санса даже иногда кончает с ним. И после долго блюет, заперевшись в ванной и включив воду до упора - умирая от омерзения к себе и своему телу, которое приспособилось получать удовольствие от боли.

Но когда перед ужином они сталкиваются в коридорах с ее единокровным братом, Санса видит, что все добродушие слетает с Рамси, словно шелуха. Она лишь говорит: “здравствуй, Джон”,- и чувствует, как взгляд дорогого супруга вспарывает ее кожу не хуже ножа: обещая долгую ночь.

Длинные нити жемчуга, которые Рамси собирался преподнести ей на годовщину (которую? - Санса давно не считает)  в самом сердце Севера (правда это романтично, дорогая?), затягиваются тугим узлом вокруг шеи. Санса хрипит. Рамси шепчет почти ласково: будет твое ожерелье всегда с тобой, родная. Натянутая до скрипа леска бус рвется, вспарывая кожу. Рамси с силой ставит ее на колени. Разлетевшиеся бусины впиваются в кожу: Санса даже не морщится. Это еще не боль.

Его член, толстый и искривленный, мажет по губам. Сансу мутит. Санса открывает послушно рот и принимает его до упора. Он вытрахивает ее до выступивших от нехватки кислорода слез. Челюсть сводит судорогой, и зубы, острые, оставляют красные отметины на мужском органе.

- Волчья сука! - воет Рамси.

“Как жаль, что я не сомкнула зубы до конца,” - думает Санса, получая ребром собственной шкатулки с украшениями по лицу и раскатывая на языке кровь вперемешку с осколками зубной эмали.

- Пошла вон, - ее не нужно просить дважды.

Она идет по пустым поздним вечером, переходящим в ночь, коридорам пограничной станции, в халате, наброшенном поверх шелковой комбинации, заляпанной ее собственной кровью и спермой Рамси, и молится - никого не встретить по пути. Ее все равно никто не спасет. Никто не сможет ей помочь. И все, что у нее будет - затапливающий нутро жгучий стыд и новая порция боли. И жалостливые взгляды, которые тогда будут провожать до конца ее дней.

Сансе не нужна чужая жалость.

Санса хочет, чтобы конец наступил побыстрее.

В лаборатории пустынно и темно: только горят тонкие линии светодиодов, расчерчивающие железные стены. Комната похожа на каюту космической станции - Санса видела их на большом экране, когда Робб затаскивал ее-таки на премьеру очередного фантастического блокбастера. Боги, это было так давно.

Санса стаскивает себя безумно дорогой шелк (Рамси важны атрибуты, указывающие на его высокое положение, и вещей жены это тоже касается), запихивает его в пакеты, помеченные “биоотходы”. Забирается под тугие струи холодной воды. Полощет рот стылой водой до тех пор, пока ей не сводит скулы.

Облачаясь в форму местных научных сотрудников, Санса представляет, будто она и взаправду - на космическом корабле. Совсем одна, за миллионы световых лет от всего человечества. Санса думает, что ей не нужна семья. И не нужны люди. Санса думает, что в одиночестве нет ничего плохого, если одиночество значит, что чудовище, от которого она хочет спрятаться, не сможет ее догнать.

В базе данных сотрудников Стены контакты Джона находятся быстро. Санса набирает прямо со служебного компьютера (ее телефон, ноутбук и нано-часы Рамси большую часть времени хранит в сейфе под замком, в остальное же время - проверяет все ее соцсети и переписки) сообщение: “Я в лабораториях. Приходи, если хочешь поговорить.” И, сверяясь с вспыхнувшими на экране схехами помещений, отправляет еще одно: “Третий уровень. Отсек C5.”

Она не просит о помощи. Она знает - не помогут. Но истончившаяся до полупрозрачности ниточка привязанности к семье тянет ее пальцы к сенсорному экрану.

Пока Джон не пришел (и придет ли вообще? ведь их единокровный брат всегда так хотел походить на Робба, а Робб… Робб ее бросил), Санса начинает знакомый, изученный и ставший рутинным ритуал. Промокнуть антисептиком разбитую губу, обработать спиртом медицинскую иглу, устроиться перед зеркалом, будто она светская львица, собирающаяся на очередной раут. И шить наживую, почти не морщась. Разве это боль?

Санса вздрагивает, когда раздается уже ставший за день знакомым звук открывающейся автоматической двери, но поймав взглядом в отражении зеркала мелькнувшую форму дозорного, успокаивается.

- Подожди минуту, мне нужно закончить, - говорит она брату. И шьет дальше.

Отредактировано Lilith (2021-12-27 20:29:03)

Маленькая Санса прилежно шьет: ровные стежки складываются в узор. Всего лишь короткие цветные черточки, но если правильно их сложить, то на ткани проступят фантастические цветы, завитушки листьев и даже крыло дракона - Санса маскирует его особенно тщательно за вышитой верхушкой леса и грядой гор. Санса знает, что дракон - символ падшей королевской династии, той, против которой воевала ее семья бок о бок с нынешним королем. Санса знает, хоть при детях об этом в ее семье и не говорят, что дело было не только в безумном короле. Санса знает, что на нижних уровнях их поместья в ряду почивших мужчин рода Старк покоится единственная женщина - мертвая сестра ее отца.

Санса любит делать все правильно, но отголоски прошлых лет, похороненные в засекреченных архивах, стягивают нутро сладким узлом. Санса распечатывает найденные на новостных ресурсах фотографии давно умерших Таргариенов, предыдущих принцев и королей, вклеивает в свой девчачий дневник и прячет в тайник под половицей, о котором не знает даже проныра Арья. Маленькая Санса смотрит на фото Рейгара Таргариена, оглаживает большим пальцем точеный профиль и не верит, что мужчина с таким красивым и благородным лицом мог оказаться похитителем и насильником. Маленькая Санса еще не знает, что чудовища носят лица правильные и благородные и любят прятаться за масками галантности и обходительности, на которые так падки маленькие глупые девочки.

Арья же от вышивки воротит нос, заставляя их леди-мать поджимать губы: на кой черт им сейчас сдалось это средневековое занятие,  - ворчит Арья и уговаривает отца нанять ей учителя боевых искусств.

Лучше бы и она научилась рукопашному бою, вместо того, чтобы вышивать драконов, - думает Санса, - впрочем и от умения обращаться с иглой и ниткой есть толк - шрама на губе почти не останется.

Маленькая Санса вышивала на ткани целые картины, которые ее отец и мать с гордостью показывали гостям Винтерфелла. Теперь же отец мертв по ее вине, мать, кажется, забыла, что у нее и вовсе были дочери, а повзрослевшая Санса кладет ровные, идеальные стежки поверх раскроенной губы, зашивая собственное лицо, которое потом Рамси - с гордостью - будет показывать всему миру.

Джон ждет - Санса ловит его взгляд под нахмуренными веками в отражении зеркала и отчего-то чувствует себя виноватой: отчего она решила, что не принесет неудобств своими синяками и шрамами сводному брату? Санса затягивает аккуратный узел, чиркает по нитке ножницами и, наконец, оборачивается к брату.

Когда она начала называть Джона братом, пусть и про себя? Они никогда не были близки, а если быть честной (честность - это все, что у нее осталось), то в детстве она была невыносима. С Джоном была близка Арья, и иногда Сансе казалось, что все это было в отместку ей - за ее близость с Роббом, за их одинаковый со старшим братом цвет волос и глаз, за будто отраженные друг в друге черты лица - как если бы они были близнецами.

Робб был для Сансы эталоном рыцаря из старых сказок, тех, что спасают прекрасных дам. Но Робб ее не спас. Маленькая Санса любила своего старшего брата (единственного старшего брата) больше всего на свете, даже чуть больше, чем верила в свою любовь к Джоффри. Маленькая Санса умерла - не в Гавани даже, когда королевские гвардейцы сдирали с нее одежду на потеху своему королю. И не когда обезумевшая от страха толпа хотела поквитаться за свои горести и невзгоды с ней - толпа простых работяг и солдатов не делала разницы, кто перед ними - член королевской семьи или дочь казненного предателя. Маленькая Санса Старк умерла на супружеском ложе на родных северных землях, всего ничего скорым поездом до Винтерфелла - пока новоявленный супруг насиловал ее так, как обезумевшие от боя солдаты насилуют военнопленных женщин. Санса Старк умерла с удерживаемым в глотке всхлипом, стерлась, исчезла, растворилась - в Сансе Болтон.

Сердце Сансы Старк споткнулось, замерло - вместе с ним замерла ее любовь к Роббу.

Сердце Сансы Болтон завелось с механическим скрипом несмазанных маслом петель, там, где раньше был Робб - осталось обугленное пятно, зияющее чернотой.

Санса чувствует себя пустой. И эту пустоту надо чем-то заполнить. Санса смотрит на Джона, в чертах которого, будто наложившаяся поверх лица голограмма, проступает отец, и примеряет слово - “брат”.

Считал ли Джон когда-нибудь ее сестрой?

Джон спрашивает о докторе, и Санса улыбается раскроенным ртом, губу прошибает пульсацией. Санса вспоминает прохладные морщинистые руки, что прикасались к ее синим, будто бы ей снова десять и она опрокинула себе на колени чернильницу в отцовском кабинете, бедрам. Вспоминает еле уловимое, прячущееся за толстой коркой спокойствия и безразличия, сочувствие в белесых глазах. И плотно сомкнутые, будто прижатые друг к другу заблокированные магнитные двери, губы: хранящие молчание и все грязные болтоновские секреты. Санса не винила и не ненавидела этого человека, чьего имени она не спрашивала, а ей никто и не говорил. Своя шкура ближе к телу, - знает Санса. И лучше бы ей там и оставаться, когда служишь семье, на чьем гербе распят ободранный человек.

- Есть, - Санса вспоминает, что нужно говорить. Слова не идут, разваливаются на непослушном языке на слоги, крошатся в труху из несвязанных букв. В Дредфорте ей не задают вопросов. В Дредфорте от нее не ждут, что она будет говорить. А когда ждут криков, то вопросы не задают. - Не мой, конечно, но есть. Семейный, - не слово - едкий яд на языке.

Джон продолжает стоять, возвышаясь над ней, сидящей в кресле, и Сансе на миг кажется, что ей снова десять и это в полумраке вовсе не Джон, а отец, заставший их с Арьей в компьютерном зале далеко за полночь.

Санса жмурится на миг - глупости - это просто тоска, это просто вина, Джон похож на отца, но он другой. Санса видела это всегда, но никак не могла понять, что в нем - другое. Чужое, - вертелось на языке.

- Сядь, - кивает она на одно из пустующих крутящихся кресел. И, вспоминая, что она больше не грандлордовская любимая старшая дочь, говорящая с бастардом, добавляет:
- Пожалуйста.

Она отворачивается от Джона резко, не в силах больше смотреть на призраков (отца ли только?). Слова, которых нет, скребут грудную клетку изнутри.

- Ого, тут и такое есть, - говорит она то ли себе, то ли Джону, когда вводит на сенсорном дисплее химическую формулу. Один из ящичков хранилища с препаратами и химикатами, занимающего одну из стен, выдвигается вперед с тихим писком. Санса отталкивается пятками от металлического пола и, разогнавшись, проезжает на кресле до противоположной стены: она штурман на этом космическом корабле.

- Неплохо вас финансируют, я скажу, - вести светские беседы, растирая регенерирующую субстанцию по лопнувшему багрянцу щеки - вот все, что она может. И, кажется, даже этого ей сейчас - достаточно. Санса знает, не спасут, - поэтому не просит. Сансе просто нужна передышка, нужен глоток студеного воздуха, чтобы после снова спустится в раскаленный ад. Быть может, в последний раз.

Санса тянется рукой назад, к основанию шеи, где воспоминанием об ударе пульсирует боль, и морщится: неудобно. Замирает на мгновение и, подобрав распущенные волосы, просит, как если бы просила Джона помочь ей застегнуть платье:

- Помоги, - и давится двусмысленностью.

Никто ей не поможет.

Отредактировано Lilith (2022-01-21 00:30:02)