эта империя построена из грязи, но у тебя кроме нее ничего нет.
святые, храните равку.

если тебя хоть один раз нашли, то тот момент, когда ты потеряешься снова – это всего лишь вопрос времени.
моя страна, думает женя, удивительна. здесь людей дарят, а люди – те же змеи.
женя застывает, прижатая к обвисшей груди царицы и не дышит, от царицы пахнет нафталином и продленной краденой юностью, обманом, змеиным ядом.
женя застывает, чужая рука прижатая ко рту, пальцы растягивают губы словно глумясь.
женя думает, что ее тошнит, не думает вовсе, улыбается.
а когда станет совсем отвратительно, то добавит звука и будет смеяться в полный голос.

секрет в том, что есть только она, только ее огромная удивительная страна, и кроме этой страны у нее нет любви, и кроме него у нее нет святых, богов и чертей, и бог – это не потерявший человеческое лицо царь, сегодня женя узнает, что больше всего царь-отец любит, когда его попирают хорошенькой ножкой и говорят, что он был хорошей собачкой.
женя улыбается.
женя лучшего всех знает, что ей делать, безупречно обученная, воспитанная, мы все здесь хорошие собачки, но ты носишь золотую корону, а я белое с золотом, разница между нами в том, что ты мечтаешь быть хорошей собачкой, милым песиком, не знать никакого горя кроме хорошего вина и руки хозяйки.
ты мечтаешь быть хорошей собачкой,
а я не мечтаю.
ревнуешь ли ты младшего. ненавидишь ли за то, что получает все, что тебе желанно, сам не ведая.
женя кривится и думает. хочешь быть хорошим песиком – тогда потявкай.
и что хорошие собачки не запустят жадные пальцы в волосы так, что затрещит даже кожа.
сними, сними к чертовой матери.

[indent] Girlhood for volcanoes. For bite / claw / tear /
twist heart out of throat. The way you look at me
like death penalty

когда она идет по коридору – от нее отворачиваются как от пустого места, но ночь такая хорошая и луна зацелует ее до волшебного света, и луна сделает ее, скверную, красивой, и вот это по-настоящему отвратительно, ведь ее тело будет храмом, даже если там с утра до ночи совокупляются черти и змеи.
женю тошнит, но она хохочет громче, это все смешно, и будет смешно завтра, и потявкай, потявкай.

это не женя сафина. у жени сафиной тело такое маленькое, что если эта клетка сожмется еще чуть больше, то ее раздавит.
и кто тогда нарисует им на лицах подобие благородства.
это кто-то еще.
жени сафиной здесь нет.

эта империя построена на грязи и больше всего женя уносит с собой, смотрит, как в ванной волосы обнимают ее, красное на белом, и неважно, что с ней сделают, правда?
ничего не изменится, неважно, сколько раз она повторит «хороший песик», погладит царя по щечке, неважно, сколько раз она поцелует его чтобы смысл впечатался.
в деревнях у нас бешеных собак травят, женя сама не видела, но ей так сказали.
она зажимает уши, чтобы показаться глухой, она хохочет, чтобы показаться поверхностной, она бежит по первому звуку, чтобы показаться послушной, она играет с собачками, чтобы показаться грязной, и если есть грязный секрет, то значит язык ее уже вырвали и съели.

у нее нет ничего, кроме одежки, которую пошили ей не по размеру, у нее нет ничего, кроме взглядов, которые прилипли к коже намертво, осуждающе.
у нее нет ничего кроме этого человека,
и женя думает, что умереть у него в руках сегодня было бы очень смешно, она бы проскользнула сразу в то, что должно быть после смерти.
там ведь тоже тени?
так не короче ли через дарклинга, чем через нож, через петлю, весь круг, от рождества и до тризны.
закрываешь глаза и темно, и горячо, и лают,
а когда он придет, то все равно будет темнее.

он не приходит сам, он командир.
и все они сражаются за него, женя – его солдат, один из многих, женя сражается на невидимом фронте.
женя стоит перед ним и смотрит в пол.
в трещинках, заполненных золотом – женя сафина, пытается выплюнуть внутренности, женя сафина, маленькая и жалкая, грязная и дрожащая.
женя наступает на новую трещину, слышит как ломается позвоночник.
- хотите я убью его?
повешу на собственном поводке.

не обнимает себя за плечи, не плачет, не дрожит ни телом, ни голосом, и в глаза не смотрит, и топчет золотую трещину. и смешно.
и хруст влажный.
и ночь не так черна, как комната, в которую зашли они двое, а выйдет он один.
женя слышит: покажите на кукле, где он вас трогал.
и фыркает, чувствует, как белое чистое, с золотым, мертвое, сползает с плеч.
хорошо, я здесь, показывайте.