По чёрным прожилкам на её коже пробегает волна, заставляющая Даламара почувствовать... предвкушение? Страх испаряется, оставляя только любопытство — интересно, какова на вкус смерть? Он ощутит хоть что-то? Боль? Пустоту?
Улыбка становится на крошечную толику шире — Даламару кажется, что ничего из этого дерьма уже не способно удивить его по-настоящему: он кормит болью засевшую в груди пустоту так давно, что даже рождение Авроры не застанет начала. Слишком долго, на его вкус, но и самых больших порций до сих пор не оказывается достаточно: сколько дистиллированных страданий не запихивай в бездонную пасть — их всегда ничтожно мало, будто Даламар ещё и не начинал.
Боль — хороший наркотик: почти не вызывает физического привыкания, свежая и чистая в каждый ёбаный раз, а зависимость от неё совсем иного рода, обречённая — ты точно знаешь, что сбежать не удастся, пробуешь её раз за разом. Она найдёт тебя где угодно: достанет за шиворот из-под пушистого одеяла в выдавшийся выходной, зальёт внутренности острыми, колючими воспоминаниями, услужливо подсунутыми блядской памятью — пока гуляешь по набережной или сидишь в кафе, — перемешает буквы на экране планшета в чёрно-белую кашу — пока раскладываешь новую формулу, — притаится у самого дна бутылки, чтобы неожиданно вцепиться, проникнуть острыми когтями поглубже в расслабленную плоть.
Даламара боль находит по ночам. Преследует в тихих кошмарах, заставляет выть, комкая простыни — но он всё равно возвращается, закрывая глаза: проходит возле дома знакомой тропинкой, не заглядывает в хлев — слышит за воротами жужжание копошащихся в Фырчуне, Пыхтуне и Твердозубике мух, но другую дверь всё-таки открывает.
Он вздрагивает и встряхивает головой, убирая волосы, когда Аврора начинает говорить. Мысли о смерти, теперь праздные и ненужные, тают как принесённый к Красной Горе в метель снег, но у него не выходит сосредоточиться. В знакомых остротах и негромких обсуждениях новостей за завтраком, в медленно и тяжело вздымающейся груди, в сосредоточенном на усыпляющих, нудных объяснениях Да'рависа внимании, в заботливых улыбках слугам находится что-то незнакомое и опасное — проступает не только паутиной тёмных трещин на коже.
— Лучше оставьте эти деньги на стол пошире — с этого ты явно соскальзываешь, — он хмыкает, глядя на наливающую кофе Аврору. — Представляю, как серьёзно будут воспринимать тебя на очередном совете, убедившись, как именно ты заслужила своё положение.
Даламар не успевает заметить, как легко она делает то, что у него не выходит — становится частью Тель-Андарии. Становится ею незаметно, словно не появляется внезапно, а живёт здесь всегда. Он встречает её в коридорах и на скамейках в саду, находит в библиотеке ночью — она предлагает ему кофе из взятого с собой термоса. После занятий Даламар пьёт тайру, заваренную слугами по её рецепту и, если заболевает, лечится приготовленными руками Авроры зельями. Не задумывается о том, как было и могло бы быть без неё, давно перестаёт верить, что вернувшись после очередного поручения, не найдёт её в башне.
По телу искрами рассыпается волнительное возбуждение — от Авроры, пахнущей уютом и домом, лёгкостью и поддержкой, расходится в стороны давящая, тяжёлая, но неуловимая, как капля хорошего яда в любимом напитке, угроза.
Даламар помнит, как разговаривает с ней впервые — смотрит сверху на хрупкую, невысокую бретонку, не понимая, что от неё могло понадобиться Да'равису. Внутри что-то странно ёкает, его пробирает взгляд пронзительных, зелёных глаз — особенно когда Аврора прищуривается.
— Вряд ли ты задержишься здесь надолго, — он склоняет голову набок, скрещивает на груди руки, восстанавливая дыхание.
Они стоят в залитом солнцем саду — Да'равис в такую погоду избегает покидать башню любой ценой и Даламар тренируется на свежем воздухе, договариваясь со слугами, чтобы магистр не догнал его своими бесконечными поручениями.
— Если нашлось место даже для тебя?
Он не отвечает, молча провожая её взглядом — графин с морсом и глубоким стаканом Аврора оставляет на широкой балюстраде. Оставляет с ним и цвет своего платья, походку, аккуратно собранные волосы и аромат духов — они въедаются глубже, независимые от его желаний.
Сейчас Даламар смотрит на неё почти зачарованно. Поселившийся в голове монотонный, тёплый гул мешает взять себя в руки, мешает думать, размазывает её мягкие, правильные черты, искажает и без того красивое лицо, вплетая в его воск зовущие нотки, вяжет негромким говором и блуждающим по комнате взглядом, вдавливает в обивку кресла приятной тяжестью.
Он облизывает губы — в этих мыслях нет ничего общего со здравым смыслом. Тонкая, едва заметная и очень опасная грань, которую он никогда не переступал, остаётся всё дальше позади с каждым новым выдохом.
— Думаю, что они скрывают свои связи не просто так, — он морщится пока слово "секс" эхом раздаётся внутри ещё несколько раз. Ощущает пробегающий вдоль позвоночника холодок при упоминании Да'рависа. — Было бы странно идти с этим... к нему.
Аврора говорит — и Даламар пытается вспомнить, как идея о том, чтобы просто прийти и начать шантажировать умелую алхимицу с неограниченным доступом к самым редким и смертоносным реагентам, стала казаться ему достаточно удачной — но вывести из досады и злости адекватные доводы в пользу этой замечательной идеи не получается. План "Б" на случай, если Аврора просто выкинет его вместе с телефоном из покоев, Даламар не предусматривает — издали она кажется дружелюбнее, податливее, мягче, чем сейчас вблизи, прищурившаяся и оплетённая магией.
Ошибка, имеющая все шансы стать последней.
Он вздрагивает когда Аврора оказывается у него на коленях. Его руки ложатся на бёдра и талию сами, будто это Даламар притягивает её ближе — но ком в горле проглотить так и не выходит. Её тепло просачивается сквозь одежду, сливается с его собственным — разгорячённым волнением, страхом и джином. Улыбка делается едкой, прилипает к пересохшим губам, становится натянутой и чужой, лишней. Аврора стирает её с лица вкрадчивым голосом.
— Квартира в центре Вивека — это... замечательно, но мы могли бы начать... — звуки шипят, словно лёгкие протыкают чем-то горячим, выходят изо рта ошпаренными, варёными комьями. Фразу Даламар так и не заканчивает, она скатывается где-то у него под языком, застревает в зубах, липнет к нёбу.
Он приходит сюда добиться поручительства, вскарабкаться выше — не усадить любовницу шалафи на колени. Но причина его визита теперь вряд ли волнует хоть кого-то, больше не добирается даже до собственной отяжелевшей головы — вместо этого по краям черепа медленно скользят молнии, заставляющие сомкнуть пальцы. Даламар делает вдох, пытаясь собраться, но Аврора касается его волос — и вместе с молниями мозг прожигает знакомый запах вернувшихся из темноты детских кошмаров.
Он беспомощно приоткрывает рот, разглядывая застывший за столом труп матери: глаза с буровато-жёлтыми пятнами смотрят в одну точку за его спиной, прямо сквозь опухшее от слёз детское лицо, пока на плечо ложится горьковатое, расплывающееся пятно чужого тепла — руки Авроры пахнут прошлым, которое уже не получится вернуть: Даламар цепляется за него почти отчаянно, зарывается пальцами в каштан волос, находит своими губами, лихорадочно царапает ногтями под сбившимся платьем.
Аврора не права — он точно знает, за чем приходит, и почему именно к ней, отчего не является к Да'равису, слуги которого закопали бы потом остывшее тело в глубине опадающего жёлтыми листьями сада, проделывая этот забавный трюк уже не впервые: знает, но с ней, оказавшейся так близко и так невовремя, это почему-то становится совсем не важно, как ему кажется мгновением раньше — важными оказываются чувство дома и её запретная красота, земляной запах ладоней, влажное дыхание на краешке уха, мягкие бёдра, прижимающие твердеющий член.
Если у смерти и есть вкус, то Даламар пробует его бездумно, находит на Аврориных губах — снимает со скользкого языка пока выдыхает ей в рот, слизывает кофейные нотки, позволяя рукам забраться дальше под юбку, выскребая жар с бёдер, талии, живота, пытаясь коснуться сразу всего, что прежде казалось недосягаемым.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/2f/04/2/503320.jpg[/icon][fandom]tes!modern!au[/fandom]